телефон: +7(812) 941-0-945
skype:
Чиню мозги и мебель
Новости сайта:
Олег Матвеев-Гендриксон, семейный психолог и реставратор в СПб

Психология комического

/ Просмотров: 2132 / RSS / Обсудить

Многие художники задумывались над тем, почему мы смеемся? Эти знания весьма полезны.

На наш взгляд, психология эстетического наслаждения в чем-то тождественна психологии смеха и юмора. Помните, мы говорили о психологии эстетического наслаждения, что там имеет место задержка, антагонизм двух аффектов, которые задерживаются, противостоят друг другу, и в конце разрешаются в форме катарсиса. В смехе и юморе часто имеет место то же самое. То есть имеет место задержка, ожидание и потом какой-то внезапный прорыв "куда-то" и мы смеемся. Смех, на наш взгляд является специфическим катарсисом. Именно поэтому-то психология смеха и юмора, на наш взгляд, необходимо относить к разделу психологии эстетического наслаждения. Хотя, если говорить строго, то эстетическое наслаждение и комическое - разные явления. Не всякая радость является следствием комического. Там есть свои нюансы. Очень часто бывает смех там, где нет красоты, нет наслаждения красотой. Там эстетикой и не пахнет, но смех есть.

Впервые глубоко задумался о том, что есть смех, великий немецкий философ Эммануил Кант. Он пишет, что во всем, что вызывает веселый неудержимый смех, должно быть нечто нелепое (в чем следовательно рассудок сам по себе не может находить никакого удовольствие). Смех есть аффект от внезапного превращенного ожидания в ничто. Когда мы говорили о катарсисе, о физическом наслаждении, о кульминационной точке, мы разве там наслаждались от ничто? А вот в смехе появляется элемент ничто, бессмысленности, чепухи, какого-то непонятного состояния, и наш ум как бы не справляется с этим ничто (бессмыслицей).

Одни говорят, что смех это продукт ума, разума, продукт рассудка. При этом, рассудок приходит к тупику и не может справиться с бессмыслицей и от этого начинается удовольствие.

С нашей точки зрения, смех продукт не рассудка, а чувства и переживания. Мышление к смеху никакого отношения не имеет. Мы изучали природу беспричинного смеха. Говорят же: "Смех без причины - признак дурачины". Например, беспричинным смехом обладают наркоманы, идиоты и т.п. Мы пришли к выводу, что очень часто человек смеется над вещами, в которых нет элементов, которые обычно должны вызывать смех. Существуют такие состояния, которые имеют чисто психофизиологическую природу. Например, достаточный уровень нейромедиаторов, может вызывать радость и эйфорию. И в этих состояниях даже показ пальчика может вызвать смех. Существует механизм самоподкрепления, заключающийся в том, что мы смеемся, радуемся, видим все хорошее не потому, что оно хорошее, а потому, что нам хорошо. Мы видим мир через фильтр нашего эмоционального состояния. Когда нам хорошо, мы видим всех людей хорошими и добрыми. В смехе и юморе, на наш взгляд, есть механизм самоподкрепления. Есть определенный эмоциональный, телесный тонус, который имеет чисто психофизиологическую природу, и на этом фоне, даже простые вещи могут вызывать смех.

И наконц, есть третья точка зрения - промежуточная. Согласно ей смех - это результат динамика двух процессов: эмоционального переживания и разума.

Психология комического

Кант пишет, что объект смеха, есть нечто нелепое. Второй вывод: переход в ничто - характеристика субъекта смеха, то есть того, кто смеется. Третье - противоречивая природа удовольствия: нелепость и превращение напряженного ожидания в ничто сами по себе не доставляют рассудку удовольствия. И все таки смех сопровождается мгновенной радостью. Видите, Кант сам же капитулирует, понимая, что не все, что приводит к бессмыслице, радостно. Он говорит, что само по себе удовольствие не следует из того, что там есть нелепость в конце. То есть, рассудок не радуется от того, что пришел к такому противоречию. Рассудок здесь не при чем. Из рассудка радость не следует. Природа смеха не в рассудке, не в мышлении, не в этом тупике, а в нечто, что за пределами рассудка и переживания. И когда вы каким-то образом смеемся над тем, что нас обманули, мы смеемся во многом не потому, что это все идет от нашего мышления, а нас "прорывает" потому, что у нас имеет место ощущение переживания радости.

Пример. А почему у нас начинается ха-ха? Что это за приступ аффекта? С точки зрения медицинской психологии, смех является "микроприступом", но оздоровительным. Такое имеет место тогда, когда оно существует в определенном количестве, как нормальная разрядка, которая должна быть у всех. Но если у нас среди знакомых появится человек, который будет неограниченно длго и без причины смеяться, то вы уже начнете его оценивать как психически больного.

Кант выводит смешное из игры мысли, с одной стороны, а с другой стороны приходит к противоречию. Он сам себе противоречит. Почему? Пожалуй потому, что в его времена психология не была так развита, и Кант не мог до конца понять многих явлений. По Канту получается, что любая вещь, которая приводит к бессмыслице, должна быть радостна. Но его работы позволили нам философски взглянуть на философию юмор и смеха.

Мир, в конце концов, имеет смысл и не имеет его. Зачем мы живем, все равно ведь умрем? Это бессмыслица? Поэтому мир и наша жизнь иронична и бессмысленна. Поэтому ирония, юмор - это тени фундаментальной бессмыслицы, которая есть во всем. Но в то же время в этой иронии, бессмыслицы мы черпаем позитивные жизнеутверждающие переживания, позитивный аффект. Если смотреть на этот камень бессмыслицы жизни под определенным углом, возникает феномен иронии как жизнутверждающей бессмыслицы, подпитывающей смысл жизни. Кант нас навел на мысль, что смех, радость от бессмыслицы, которая есть в жизни, имеют генетические корни бессмыслицы жизни. Смех - это подсознательные ростки, идущие от генеральной бессмыслицы жизни. И в этом смысле жизнь иронична.

Согласно Канту, игра начинается с мысли. А затем в эту игру вовлекается тело. Рассудок, не находя в этом изображении того, что он ожидал, внезапно ослабевает. Действие этого ослабления идет через вибрацию органов. И вот вибрация этих органов благотворно сказывается на организме, способствуя восстановлению его равновесия. Согласно Канту музыка и повод к смеху представляют собой два вида игры с эстетическим идеалами или представлениями рассудков, посредством которых, в конце концов, ничего не мыслится, которые могут благодаря одной лишь своей смене живо доставлять удовольствие. В музыке игра идет от ощущения к эстетическим идеям, к объектам для аффектов, а от этих идей обратно к ощущениям тела, но с возрастающей силой. В шутке, в юморе, в смехе все немного иначе. Все начинается с мыслей. Эти колебания напряжения и расслабления возбуждают душевное волнение. Шутка должна заключать в себе нечто, что может на мгновение обмануть.

Принципы иллюзионизма, рассмотренные нами ранее, прекрасно работают в механизме смеха. Это пальмировка - подготовка, пассировка - игра в доверие, а потом подмена - шанжировка. Для того, чтобы рассмешить с помощью анекдота своего собеседника, необходимо не забывать о принципах иллюзионизма.

Вначале мы изучаем, стоит ли собеседнику рассказывать анекдот. Это пальмировка.

Затем имеет место пассировка - это оттяжка, задержка. И действительно перед той мыслью над которой необходимо будет смеяться, должна пройти прелюдия.

Далее после того, как вы созрели во время пассировки, появляется последняя реплика как подмена ожидаемого на бессмысленное и нелепое, и возникает смех. Таким образом, принцип иллюзионизма является универсальным принципом в теории смеха и в механизме образования юмора. И действительно, Кант пишет: "Шутка должна заключать в себе нечто такое, что может на мгновение обмануть, Поэтому, когда иллюзия растворяется в ничто, душа снова оглядывается назад, чтобы снова испробовать ее. И таким образом, через быстро сменяющееся напряжение и расслабление спешит то туда, то сюда. Отчего происходят колебания"- пишет Кант.

В основе смеха имеет место зеркальный эффект. Когда мы смотрим в зеркало и разглядываем себя, то сначала направляем свое внимание на то, что видим. Далее, мы видим нечто. Этот сигнал идет к нам, мы его перерабатываем. Потом опять смотрим на себя и уже видим себя через призму увиденного. Идет такое всматривание в себя, такой эффект колебания. Также и во время смеха, мы попадаем в некую психологическую ловушку, когда мы периодически смотрим на тот объект, который вызывает смех. Мы смеемся и смеемся и еще раз и еще раз и не можем остановиться. Мы опять вглядываемся и опять смеемся и опять вглядываемся и опять смеемся и так до тех пор, пока у нас не произойдет какого-то полного эмоционального сброса. Не потому мы прекращаем смеяться, что этот объект виноват, а потому, что мы уже разрядились.

Согласно принципу иллюзионизма, для того, чтобы был смех, мы должны нечто скрыть такое, чтобы потом это можно было представить. Таким образом, в анекдоте, в веселой истории есть нечто скрытое, есть некая тайна, которую не знают слушатели, но которая потом как бы открывается. Нелепость скрыта, пишет Кант, за некоторой видимостью, которая может быть даже прекрасна. Восприятие субъектом повода к смеху, то есть объекта смеха построена, по мнению Канта, на обманутом ожидании, при котором напряженное ожидание разрешается в ничто. Это процесс разрушения иллюзии субъекта относительно субъекта. Нелепость и обманутые ожидания, взятые сами по себе, не могут приносить рассудку удовольствие. Есть такие нелепости, от которых плакать хочется.

Какая бессмыслица веселит? Почему есть такой вид бессмыслицы, который веселит, а есть вид бессмыслицы, который наоборот, не веселит. В чем же собственно отличие?

Перед смехом есть всегда нечто, что мы формируем у слушателя. Мы можем задать какой-то настрой человеку, который приведет к бессмыслице. Например, к суициду. Поэтому смех сам по себе, на основании бессмыслицы не происходит. Он имеет определенную прелюдию, в которой свой цвет. Он может быть черным, может быть розовым. Бессмыслица же как таковая бесцветна, она прозрачна. Если бессмыслица и окрашена, то она окрашена благодаря прелюдии, которая была перед ней. Перед одной и той же бессмыслицей, самой по себе, люди могут и плакать и смеяться в зависимости от того, в каком контексте она стала кульминацией. Был какой-то контекст веселый, розовый, и бессмыслица вызвала радость. А был черный контекст, эта же бессмыслица может вызвать плач.

Мы уже говорили о беспричинном патологическом смехе. Он имеет место у наркоманов, алкоголиков и людей, страдающих перепадами настроения. Здесь также работает кантовский механизм. Рассудок у таких людей болен, замутнен негативными переживаниями, поэтому, имеет место неконтролируемость выброса нейромедиаторов, вызывающих беспричинный смех. Для таких людей любое слово и действие может вызывать смех. Аффект не завязан игрой мысли. Он вырывается из игры этих мыслей, без иллюзий, без обмана, без остроумия. То есть во время патологии. Рассудок и так обманут аффектом, эмоциональным фоном. Иными словами, наркоопьянение, которое приводит к смеху, в конце концов, тоже обман, только химический. Это радость, которая минует этап разума. Это радость, которая не завязана на остроумии, на интеллектуальном процессе. Изучение патологического смеха может пролить свет на механизмы смеха в нормальном психическом состоянии.

И все таки, смех - процесс тела, а не ума. Ум выступает лишь в роли пускового механизма. Пусковой механизм - противоречие, нелепость в рассудке. Этот пусковой механизм включает механизм выброса смехотворной энергии. Он может быть изощренным, а может быть простым. Таким образом, смех зависит от наполненности души этой энергией радости. Ребенок смеется, радуется над вещами, которые для нас совершенно не вызывают радости, потому что мы не наполнены энергией радости как дети.

Согласно писателю-романтику Жан Полю, существуют три основные части смешного: 1) объективный контраст - противоречие. Те есть какие-то идеалы, представления, стереотипы, привычки и нечто, что врывается и противоречит этим идеалам и возникает бессмысленность, 2) само это положение чувственно, 3) субъективный контраст образует противоречие между двумя предыдущими моментами, которые навязывают комическому существу второй ряд мыслей, сужая ему душу и взгляд на вещи. (Это то же самое подкрепление, о котором мы говорил выше). То есть здесь возникает третий этап, когда организм в процессе веселой психологической ловушки выходит сам на какой-то новый уровень и начинает смеяться уже на основании эмоционального тонуса, а не на основании того, что заложено в объекте смеха. Он уже начинает походить на патологический смех. То есть в смехе есть какой-то элемент патологического момента. Такого момента, который не завязан на структуре объекта смеха. Но вначале, чтобы ковырнуть, чтобы инициировать смех, нужна хорошая уловка, психологическая ловушка, какая-то связь, чтобы ухватить слушателя, а потом опять идет механизм самоподкрепления.

По Бергсону существует три главных способа получения смешного:

1) неловкое подражание гибкости жизни (мода, экстравагантное чудо, чудачество и т.д.);

2) представление о теле, как о "стеснительной" оболочке для души. Комично каждое привлекающее наше внимание проявление физического со стороны личности. Когда дело идет о моральной стороне этой личности. Например, когда возникает противоречие.

Пример. Оратор, который закатил какую-то патетическую речь и вдруг чихнул. То есть проявил какое-то свое телесное в контексте высокого и духовного. И он ставит на нет свою прелюдию, которая была до этого. Возникает опять-таки бессмыслица;

3) мгновенное преображение личности в вещь. Пример он приводит.

Пример. Санчо Пансо подбрасывают вверх как мяч. Почему смеются?

Если что-то неживое и оно начинает двигаться, то мы тоже смеемся.

Бергсон спрашивает: а где искать комическое? И отвечает:

1) вне человека,

2) смешное требует кратковременной анестезии сердца. То есть, чтобы сердце было нечувствительным к грустному.

Остались вопросы? Задавайте смело в комментариях!

Запись в СПб по тел: или по скайпу: My status

Хочешь узнавать больше? Получай новые статьи в час публикации


  • Комментариев: 0 + ВКонтакте

Блок комментариев ВКонтакте

    Оставьте комментарий!

    Комментарий опубликую после проверки

    Введенный емейл станет вашим логином, конфиденциальность гарантирую

    Подписаться на:
    (обязательно)