2. Экстравертный тип

При  описании  этого  и остальных типов  необходимо  для наглядности  иясности  их  изображения  отделить  психологию сознательного  от  психологиибессознательного.  Поэтому  мы   обратимся   сначала  к  описанию  феноменовсознания.      а) Общая установка сознания      Известно,  что каждый человек ориентируется по тем  данным, которые емупередает внешний мир; однако мы видим,  что это может  происходить более илименее решающим образом.  Тот факт,  что на дворе холодно,  одному дает поводтотчас же  надеть пальто; другой же, имея намерение закаляться, находит  этоизлишним; один приходит в  восторг от нового тенора, потому что весь свет имвосторгается; другой не  приходит от него в восторг, и  не потому, что тенорне  нравится ему, но  потому,  что  он  придерживается мнения,  что  предметвсеобщего восторга  отнюдь  не заслуживает еще  тем  самым поклонения;  одинподчиняется данным обстоятельствам, потому что,  как показывает опыт, ничегодругого ведь и не остается; другой же убежден, что если даже тысячу раз былотак, то  тысячу первый случай  будет новым, и т. д.  Первый ориентируется поданным внешних  факторов; а другой сохраняет свое особое воззрение,  котороевдвигается между ним и объективно данным. И если ориентирование по объекту ипо объективно данному  преобладает настолько,  что чаще  всего  самые важныерешения  и  действия   обусловливаются  не  субъективными   воззрениями,   аобъективными обстоятельствами,  то  мы говорим об  экстравертной  установке.Если она  оказывается привычной,  то мы говорим об  экстравертном типе. Есличеловек мыслит, чувствует и действует -  одним  словом, живет так,  как  этонепосредственно  соответствует объективным  условиям и их требованиям как  вхорошем, так и в дурном смысле, то он экстравертен. Он живет так, что объектв качестве детерминирующей величины, очевидно,  играет в его  сознании болееважную  роль,  нежели  его  субъективное  воззрение.  Он  имеет,  конечно, исубъективные воззрения, но их детерминирующая сила меньше, чем сила внешних,объективных   условий.  Поэтому  он  совсем  и  не   предвидит   возможностинатолкнуться  внутри себя на какие-нибудь безусловные  факторы, ибо он знаеттаковые только во внешнем мире.  В  эпиметеевском смысле его  внутренний мирподчиняется внешним требованиям, конечно не без борьбы. Однако борьба всегдакончается в  пользу объективных условий. Все его сознание смотрит во внешниймир, ибо  важное и детерминирующее решение всегда приходит к  нему извне. Нооно приходит к нему  оттуда, потому  что  он  его  оттуда ждет. Эта основнаяустановка  является,   так   сказать,  источником   всех  особенностей   егопсихологии,  поскольку  они   не  покоятся   или  на  примате   какой-нибудьопределенной психологической функции, или же на индивидуальных особенностях.Интерес  и  внимание  сосредоточены на объективных  происшествиях, и  преждевсего  на  тех, которые имеют место  в ближайшей среде. Интерес  прикован нетолько  к  лицам,  но и  к  вещам.  Соответственно с этим и деятельность егоследует влиянию лиц и вещей. Деятельность  его прямо связана с  объективнымиданными и детерминациями и, так сказать, исчерпывающе объясняется ими.     Она  зависит  от объективных  обстоятельств  настолько,  что  это можнобывает проследить. Поскольку она не является простой реакцией на раздраженияокружающей среды, постольку она всегда все  же  бывает применима  к реальнымобстоятельствам  и  находит достаточный  и  подходящий  простор  в  границахобъективно данного. Она  не имеет никаких сколько-нибудь серьезных тенденцийвыходить  за эти пределы. То же  самое относится и  к  интересу: объективныепроисшествия  имеют  почти  неистощимую  привлекательность,   так  что   принормальных условиях интерес никогда не требует чего-нибудь другого.     Моральные законы деятельности совпадают с соответствующими требованиямиобщества  и  соответственно  с  общепризнанным  моральным  воззрением.  Будьобщепризнанное воззрение иным  - и  субъективные линии морального  поведениябыли бы иными, причем в  общей картине психологического habitus'а  ничего неизменилось  бы.  Но  такая  строгая  обусловленность  объективными факторамиотнюдь  не свидетельствует  о полном  или  даже  идеальном приспособлении  кусловиям жизни вообще, как это могло бы показаться. Экстравертному воззрениютакое  приноровление  (adjustment)  к  объективно  данному  должно,  правда,показаться  полным приспособлением,  ибо такому  воззрению  иной  критерий ивообще  недоступен. Однако с высшей точки зрения  вовсе еще не  сказано, чтообъективно   данное  при   всех  обстоятельствах  является   нормальным.   Висторическом  или   местном   отношении   объективные   условия  могут  бытьненормальными.  Индивид,  приноровившийся  к  этим обстоятельствам,  хотя  иследует ненормальному стилю окружающей его  среды,  но  находится вместе  совсей своей средой в ненормальном положении  перед лицом общезначащих законовжизни. Правда, единичная личность может при этом процветать,  но лишь до техпор, пока она вместе  со всей своей средой не погибнет от прегрешения противобщих законов жизни. На эту  гибель единичная личность  обречена с такою  женепреложностью, с какою  она  была приноровлена к  объективно  данному.  Онаприноровилась,  но не приспособилась,  ибо приспособление  требует большего,чем   одно   только   беспрекословное   следование    за   всеми   условияминепосредственного  окружения. (Я  ссылаюсь  на  шпиттелеровского  Эпиметея.)Приспособление  требует  соблюдения  тех  законов, которые более  общи,  чемместные  и   временно-исторические   условия.   Простое  приноровление  естьограниченность   нормального   экстравертного  типа.   Своей   нормальностьюэкстравертный тип  обязан,  с  одной стороны,  тому  обстоятельству, что  онприноровлен к данным условиям, живет сравнительно без трений и, естественно,не претендует ни на  что, кроме выполнения  объективно данных  возможностей,так, например,  он выбирает занятие, дающее надежные возможности для данногоместа  и  в данное время; или  он делает  и изготовляет то, в чем окружающаясреда  нуждается  в  данный  момент  и  чего  она  ждет  от   него;  или  онвоздерживается от всех новшеств,  которые не вполне бесспорны  или которые вчем-нибудь  выходят за  пределы  ожиданий его среды. С  другой  стороны, егонормальность  покоится  и на  том важном  обстоятельстве,  что экстравертныйсчитается также  с фактической  стороной  своих субъективных потребностей  инужд. Однако это составляет как раз его слабое место, ибо тенденция его типадо  такой  степени  направлена  на внешний мир, что  даже  самый  чувственнодостоверный  субъективный факт, а  именно состояние собственного тела, частонедостаточно  принимается им во внимание,  как  недостаточно  объективный  инедостаточно  внешний, так  что необходимое для физического благосостоянияудовлетворение элементарных  потребностей не  осуществляется.  От этого телострадает, не говоря уже  о душе. Однако экстраверт обыкновенно мало замечаетэто последнее обстоятельство, но тем  более оно  заметно  для  его интимногодомашнего круга. Утрата равновесия становится для  него ощутимой лишь тогда,когда  начинают  обнаруживаться  ненормальные   физические  ощущения.  Этогоосязательного   факта   он  не  может  не   заметить.  Естественно,  что  онвоспринимает  его  как конкретный и  объективный,  ибо  для характеристикисобственной ментальности у него ничего другого и не существует. У  других жеон тотчас  усматривает воображение.  Слишком экстравертная установка можетдаже до  такой степени перестать считаться с  субъектом, что последний будетсовершенно  принесен в жертву так называемым  объективным требованиям,  как,например,  в виде  постоянного увеличения торгового  дела, потому  что  ведьимеются заказы и открывающиеся возможности должны быть заполнены.     Опасность для  экстраверта  заключается  в  том, что  он  вовлекается вобъекты и совершенно теряет  в них себя самого. Возникающие вследствие этогофункциональные  (нервные)  или  действительно  телесные  расстройства  имеютзначение   компенсаций,   ибо  они  принуждают  субъекта  к  недобровольномусамоограничению. Если симптомы функциональны, то благодаря  их  своеобразнойструктуре  они  могут  символически  выражать психологическую ситуацию: так,например,   у  певца,  слава  которого   быстро  достигла  опасной   высоты,соблазняющей его на несоразмерную затрату энергии, вдруг, вследствие нервнойзадержки, не звучат высокие ноты. У  человека, начавшего свою деятельность всамом скромном положении  и очень быстро достигшего влиятельного, с широкимиперспективами  социального  положения,  психогенно появляются  все  симптомыгорной  болезни.  Человек, собирающийся жениться  на  обожаемой  и  безмернопереоцененной женщине  очень  сомнительного  характера,  заболевает  нервнойсудорогой  глотки, принуждающей  его  ограничиваться двумя чашками  молока вдень, прием  которых каждый раз требует трех часов. Таким образом, создаетсяреальное  препятствие, мешающее ему посещать  свою невесту,  и ему  остаетсятолько заниматься  питанием своего тела.  Человек,  который  не  оказываетсябольше  на высоте требований  торгового дела, созданного и расширенного  егособственными  заслугами  и  трудами до огромных размеров, становится жертвойприступов нервной жажды, которые доводят его до истерического алкоголизма.     Мне кажется,  что  самая частая  форма невроза у  экстравертного типа -истерия.   Классические  случаи  истерии  всегда  отличаются  преувеличеннымотношением  к  лицам окружающей среды; другой характерной особенностью  этойболезни    является    прямо-таки    подражательная    приноровленность    кобстоятельствам. Основная  черта  истерического  существа  - это  постояннаятенденция  делать себя  интересным  и  вызывать  впечатление  у  окружающих.Следствием этого является вошедшая в  поговорку внушаемость истеричных и  ихвосприимчивость к  влияниям,  идущим  от  других.  Несомненная  экстраверсияпроявляется  также  и  в сообщительности  истеричных,  доходящей  подчас  досообщения  чисто  фантастических  содержаний,  откуда   и   возник  упрек  вистерической лжи.  Вначале истерический  характер есть лишь  преувеличениенормальной установки; но в дальнейшем он осложняется привходящими со стороныбессознательного  реакциями,  имеющими   характер  компенсаций,   которые  впротивовес преувеличенной  экстраверсии  принуждают психическую  энергию припомощи    телесных   расстройств    к   интроверсии.    Благодаря    реакциибессознательного  создается   другая   категория  симптомов,  имеющих  болееинтровертный характер.  Сюда относится  прежде всего  болезненно  повышеннаядеятельность фантазии.     После  этой  общей  характеристики  экстравертной  установки  обратимсятеперь   к   описанию   тех   изменений,   которым   подвергаются   основныепсихологические функции благодаря экстравертной установке.      б) Установка бессознательного      Может   быть,   кажется   странным,   что   я  говорю   об   установкебессознательного.  Как  я  уже  достаточно  объяснял,  я  представляю  себеотношение   бессознательного  к  сознанию  как   компенсирующее.  При  такомвоззрении бессознательное так же имело бы установку, как и сознание.     В  предыдущем отделе  я  особенно  подчеркнул  тенденцию  экстравертнойустановки к  некоторой односторонности,  а именно  господствующее  положениеобъективного  фактора  в  течение  психического процесса. Экстравертный  типвсегда готов  отдать  себя (по-видимому) в пользу  объекта и  ассимилироватьсвою  субъективность  -  объекту. Я  подробно  описал  последствия,  могущиепроизойти от преувеличенно экстравертной установки, а именно на  вредоносноеподавление субъективного фактора. Согласно этому  же мы вправе  ожидать, чтопсихическая  компенсация, соответствующая  этой  сознательной  экстравертнойустановке,  особенно усилит субъективный  момент, то есть  в бессознательномнам  придется отметить сильную эгоцентрическую  тенденцию.  Такое наблюдениефактически и  удается  сделать  в  практическом опыте.  Я здесь не  вхожу  вобсуждение  казуистического  материала,  а  отсылаю   читателя  к  следующимотделам,  где  я  пытаюсь  указать  для  каждого  типа  функций  характернуюустановку бессознательного.  Поскольку  в  этом отделе  речь идет  только  окомпенсации общей экстравертной  установки, постольку я ограничиваюсь  стольже общей характеристикой и для компенсирующей установки бессознательного.     Установка    бессознательного,    успешно   восполняющая   сознательнуюэкстравертную   установку,   имеет  своего   рода   интровертный   характер.Бессознательное сосредоточивает энергию на  субъективном моменте, то есть навсех  потребностях  и притязаниях,  подавленных  или  вытесненных  благодаряслишком экстравертной сознательной установке. Нетрудно понять - и это должнобыло бы стать ясным уже из предыдущей главы, - что ориентирование по объектуи по  объективным  данным  насильственно  подавляет  множество  субъективныхпобуждений,  мнений,  желаний  и необходимых  потребностей и  лишает  их тойэнергии,  которая,  естественно, должна была  бы  прийтись на их  долю. Ведьчеловек  не машина, которую  можно в случае надобности приладить  для совсеминых  целей  и которая тогда функционирует по-иному,  но столь же правильно,как  и раньше. Человек всегда несет с собою всю свою историю и историю всегочеловечества.   А   исторический   фактор   представляет   собою   жизненнуюпотребность, которой мудрая экономия  должна идти навстречу. Так  или иначе,но  прошедшее должно  иметь возможность  высказываться  и  жить в настоящем.Поэтому  полная  ассимиляция  объекту  наталкивается на  протест  со стороныподавленного меньшинства,  состоящего из того, что было доселе, и того,  чтосуществовало от начала.     Из  этого,  совершенно  общего  соображения  нетрудно   понять,  почемубессознательные притязания  экстравертного  типа  имеют, собственно  говоря,примитивный  и  инфантильный эгоцентрический характер.  Если Фрейд говорит обессознательном, что оно способно только желать, то это в  высокой степениприменимо к бессознательному экстравертного типа. Приноровление к объективноданному и ассимиляция с ним не допускают осознания неподходящих субъективныхпобуждений.  Эти тенденции (мысли,  желания, аффекты, потребности, чувства ит.  д.)  принимают,  соответственно со степенью  их вытеснения, регрессивныйхарактер,  то  есть  чем менее их признают, тем инфантильнее и архаичнее онистановятся. Сознательная установка лишает  их той оккупации энергии, котораясравнительно находится  в их  распоряжении и оставляет  им лишь  ту долю ее,которую она не может отнять. Этот  остаток, обладающий все-таки такой силой,которую  не  следует недооценивать,  есть  то,  что следует  обозначить  какпервоначальный  инстинкт.  Инстинкт  не может  быть  искоренен произвольнымимероприятиями  отдельного  индивида;   для  этого  потребовалось  бы  скореемедленное, органическое превращение в течение многих поколений, ибо инстинктесть энергетическое выражение определенной органической склонности.     Таким  образом,  от  каждой  подавленной  тенденции  в  конечном  итогевсе-таки  остается   значительный  запас   энергии,   соответствующей   силеинстинкта, который сохраняет  свою действенность, хотя он вследствие лишенияэнергии  стал  бессознательным.  Чем  совершеннее сознательная экстравертнаяустановка, тем инфантильнее  и архаичнее  установка бессознательного. Иногдабессознательная установка характеризуется  грубым,  доходящим до бесстыдстваэгоизмом, далеко уходящим за  пределы  ребяческого. Тут мы находим  в полномрасцвете те кровосмесительные желания, которые описывает Фрейд.  Само  собоюразумеется,   что   все   это  является   и  остается  скрытым   от  взгляданепосвященного  наблюдателя  до  тех пор,  пока  экстравертная  сознательнаяустановка  не  достигает  более высокой ступени.  Но  если дело  доходит  допреувеличения сознательной точки зрения, то и бессознательное обнаруживаетсясимптоматически,  то  есть  бессознательный  эгоизм,  инфантилизм и  архаизмтеряют  свой первоначальный  характер компенсации и становятся  в  более илименее явную оппозицию по отношению к сознательной установке. Это проявляетсяпрежде  всего  в  нелепом  преувеличении  сознательной точки зрения, котороедолжно   служить   подавлению   бессознательного,   но  которое  обыкновеннозавершается посредством reductio ad absurdum сознательной установки, то естьполным крушением.  Катастрофа может быть объективной, когда объективные целипонемногу  искажаются  в субъективные.  Так, например, один типограф,  начавпростым  служащим,  в течение двадцатилетнего долгого, тяжелого труда достигположения самостоятельного владельца очень крупного  дела.  Дело расширялосьвсе  больше  и больше, и он все больше и больше втягивался в него, понемногурастворяя в  нем  все свои  побочные  интересы.  Таким  образом дело  вполнепоглотило  его, и это привело его к  гибели; вот как это  случилось: в  видекомпенсации  для  его  исключительно деловых интересов  в нем бессознательнооживились некоторые  воспоминания из его детства. В то время ему  доставлялобольшое удовольствие писать  красками и  рисовать. И вот вместо  того, чтобыпринять   эту   способность   как   таковую  и  использовать   ее   в   видеуравновешивающего побочного занятия, он ввел ее в свое деловое русло и началфантазировать о  придании своим продуктам внешнего художественного вида. Кнесчастью, фантазии стали действительностью: он фактически начал производитьпродукцию согласно своему собственному примитивному и инфантильному вкусу, ив  результате  через  несколько лет  его  дело было  погублено. Он  поступалсогласно одному из  тех наших культурных  идеалов, по которому  деятельныйчеловек должен сосредоточить все на достижении  одной  конечной цели. Но  онзашел  слишком  далеко   и  подпал  под  власть  субъективных,  инфантильныхпритязаний.     Однако катастрофический  исход  может иметь и  субъективный характер, ввиде   нервного   срыва  или   заболевания.   Он   происходит   оттого,  чтобессознательное   противодействие   в   конечном   итоге   всегда   способнопарализовать   сознательное   действие.    В    этом    случае    притязаниябессознательного категорически навязываются сознанию и производят тем  самымпагубный разлад, проявляющийся в большинстве случаев в том, что люди  или незнают  больше, чего  они, собственно говоря, желают, и не  имеют  ни  к чемубольше  охоты, или же в том,  что они хотят  слишком многого сразу  и  имеютслишком много охоты,  но  все к невозможным вещам. Подавление инфантильных ипримитивных притязаний, необходимое  часто  по культурным  основаниям, легкоприводит к неврозу или к злоупотреблению наркотическими средствами,  как-то:алкоголем,  морфием,  кокаином и т.  д. В еще  более  тяжелых  случаях  этотвнутренний разлад кончается самоубийством.     Выдающаяся особенность бессознательных тенденций состоит в том, что онипо  мере  того,  как  сознательное  непризнание отнимает у  них  их энергию,приобретают  деструктивный  характер,  и притом тотчас  же, как  только  онитеряют характер компенсаций. А  теряют они характер компенсаций тогда, когдаони достигают  глубины,  соответствующей  тому  культурному  уровню, которыйабсолютно  несовместим  с  нашим. С  этого момента бессознательные тенденцииобразуют сплоченную силу,  во всех  отношениях противоположную  сознательнойустановке, и существование этой силы ведет к явному конфликту.     Тот   факт,  что  установка  бессознательного   компенсирует  установкусознания, выражается  вообще  в психическом равновесии. Конечно,  нормальнаяэкстравертная установка никогда не означает, что индивид ведет себя всегда ивсюду по  экстравертной схеме.  При всех обстоятельствах у  одного и того жеиндивида наблюдается целый ряд психологических свершений, где имеет  место имеханизм  интроверсии.  Ведь экстравертным  мы называем habitus  лишь тогда,когда  механизм   экстраверсии   преобладает.  В   таких  случаях   наиболеедифференцированная   психическая   функция   имеет   всегда    экстравертноеприменение,   тогда   как  менее  дифференцированные   функции   остаются  винтроверт-ном  применении,  иными  словами:  более  ценная функция  наиболеесознательна  и наиболее  полно  поддается контролю  сознания и сознательномунамерению, тогда как менее  дифференцированные функции - менее сознательны идаже  отчасти  бессознательны   и   в   гораздо  меньшей  степени  подчиненысознательному  произволу. Более  ценная функция  является  всегда выражениемсознательной личности, ее  намерением, ее волей и ее достижением,  тогда какменее дифференцированные  функции принадлежат к числу  тех  событий, которыеслучаются с  нами.  Эти  случайности  совсем не  всегда  проявляются в формеlapsus  linguae  (языкового   ляпсуса),  или  calami  (письма),  или  другихупущений; они  могут быть наполовину или на три четверти намеренными, потомучто   менее   дифференцированные   функции   обладают,   хотя   и   меньшей,сознательностью. Классическим примером тому служит экстравертный чувствующийтип, который стоит в превосходных отношениях чувства с окружающей средой, нокоторому  случается   иногда  высказывать  суждения,   свидетельствующие   онеобычайной  бестактности.  Эти   суждения  возникают  из  его  недостаточнодифференцированного  и  недостаточно  сознательного мышления,  которое  лишьотчасти находится  под  его  контролем и к тому же  недостаточно отнесено  кобъекту; поэтому оно может производить впечатление высшей бесцеремонности.     Недостаточно  дифференцированные  функции  в   экстравертной  установкеобнаруживают всегда чрезвычайно субъективную обусловленность ярко окрашеннымэгоцентризмом  и личным самомнением,  чем они доказывают свою тесную связь сбессознательным.  Бессознательное  постоянно проявляется  в них. Вообще,  неследует  представлять  себе, будто бессознательное длительно  погребено  подцелым рядом наслоений и  может быть  открыто  лишь  при  помощи кропотливоговысверливания. Напротив, бессознательное постоянно вливается  в сознательныепсихологические  события, и притом  в столь высокой степени, что наблюдателюиногда трудно бывает  решить,  какие свойства характера  следует отнести  насчет сознательной личности и какие  на счет бессознательной. Особенно трудноэто бывает, когда дело касается лиц, выражающихся несколько обильнее других.Понятно,  что  это сильно зависит от  установки наблюдателя, постигает ли онбольше сознательный или бессознательный  характер  личности.  В общем  можносказать, что наблюдатель, установленный на суждение, скорее будет  постигатьсознательный характер, тогда  как наблюдатель, установленный  на восприятие,будет больше  поддаваться  влиянию бессознательного характера,  ибо суждениеинтересуется больше  сознательной мотивацией  психического свершения,  тогдакак  восприятие скорее  регистрирует  чистое свершение.  Но  поскольку мы  водинаковой мере пользуемся и восприятием и суждением, постольку с нами легкоможет  случиться, что одна  и  та же личность  покажется  нам одновременно иинтровертной,  и  экстравертной,  и  мы  не  сумеем  сначала указать,  какойустановке принадлежит  более  ценная  функция. В  таких  случаях  правильнуюконцепцию  можно  добыть  только при  помощи основательного  анализа качествфункций.  При этом следует обращать внимание на то, какая из функций всецелоподчинена  контролю  и  мотивации  сознания  и какие функции  носят характерслучайный  и  непроизвольный.  Первая функция всегда более дифференцирована,чем  остальные,   которым  к  тому  же   присущи  несколько  инфантильные  ипримитивные свойства. Бывает так, что первая функция производит  впечатлениенормальности, тогда  как  последние  имеют  в  себе  что-то ненормальное илипатологическое.      в)   Особенности  основных  психологических   функций  в  экстравертнойустановке      1. Мышление      Вследствие  общей  экстравертной  установки  мышление  ориентируется пообъекту и по объективным данным. Такое ориентирование мышления ведет к  ярковыраженной особенности.  Мышление  вообще  питается,  с  одной  стороны,  изсубъективных, в конечном счете бессознательных источников, с другой стороны,оно  питается  объективными  данными,   которые   поставляются  чувственнымиапперцепциями.  Экстравертное  мышление в большей степени определяется этимипоследними факторами, нежели первыми. Суждение всегда предполагает известноемерило;  для  экстравертного  суждения значительным  и  определяющим мериломявляется,  главным образом, заимствование у объективных  обстоятельств,  всеравно,  представляется  ли  оно  прямо   в  виде   объективного,  чувственновоспринимаемого факта или  же в виде объективной  идеи, ибо объективная идеяесть нечто внешне данное  и извне заимствованное, даже если она  субъективноодобряется.  Поэтому  экстравертное  мышление  совсем  не  должно быть чистоконкретным мышлением  фактов;  оно точно  так же  может  быть  чисто идейныммышлением, если только  установлено, что идеи, при помощи  которых протекаетмышление, более заимствованы  извне, то есть переданы традицией, воспитаниеми ходом  образования. Итак,  критерий для суждения  о  том, экстравертно  лимышление,  заключается прежде всего в вопросе, по какому мерилу направляетсяпроцесс  суждения, -  передается  ли  это мерило  извне,  или же  оно  имеетсубъективный    источник.   Дальнейшим    критерием   является   направлениеумозаключений,  а  именно  вопрос:   имеет   ли  мышление   преимущественноенаправление  на внешнее или нет?  То обстоятельство, что мышление занимаетсяконкретными предметами,  еще не доказывает его экстравертной  природы, ибо ямысленно  могу  заниматься конкретным предметом  двояко: или  абстрагируя отнего мое мышление, или конкретизируя им мое мышление. Если даже мое мышлениезанято конкретными  вещами и постольку могло бы  быть названо экстравертным,то все-таки остается еще нерешенным  и характерным, какое направление приметмышление, а именно: направится ли оно  в  своем дальнейшем развитии опять  кобъективным  данностям, к внешним фактам, либо к общим, уже данным понятиям,-  или  нет.  В практическом  мышлении купца, техника, естествоиспытателя  -направление  на  объект сразу видно.  Мышление  же  философа  может  вызватьсомнение,  когда направление  его  мыслей имеет  целью идеи.  В  этом случаенеобходимо  исследовать,  с  одной стороны,  являются  ли  эти  идеи  толькоабстракциями  из  наблюдений над объектом, не представляющими  собой ничего,кроме  высших коллективных понятий,  которые  включают  в себя  совокупностьобъективных фактов; с другой стороны, нужно  исследовать, не переданы ли этиидеи по  традиции, или не заимствованы  ли они  у духовного мира  окружающейсреды  (если  они  не  являются  явными  абстракциями  из   непосредственныхнаблюдений). Если  на  этот вопрос  последует  утвердительный ответ,  то этозначит, что такие идеи  также принадлежат к категории объективных данностей;следовательно, такое мышление тоже должно быть названо экстравертным.     Хотя я предполагал изложить сущность интровертного мышления не здесь, ав одном из следующих отделов, мне  все-таки  кажется неизбежным  дать  уже итеперь  некоторые  указания.  Ибо если вникнуть в  сказанное только  что  обэкстравертном мышлении,  то легко можно прийти к заключению, будто я разумеюпри этом  все,  что  обычно  понимают под  мышлением.  Мышление,  которое ненаправлено ни на объективные факты, ни на общие идеи, можно было бы сказать,вовсе и не заслуживает названия мышления. Я  сознаю,  что наше время и еговыдающиеся представители знают и признают только экстравертный тип мышления.Это  происходит  отчасти оттого, что  по  общему  правилу  всякое  мышление,появляющееся на поверхности мира  в форме науки, философии или же искусства,либо прямо вытекает  из объекта, либо изливается в общие идеи. В силу  обоихоснований  оно является хотя и не всегда очевидным, но все-таки  по существупонятным  и  потому сравнительно  имеющим значимость.  В  этом  смысле можносказать, что известен, в сущности, только экстравертный интеллект,  то  естьименно тот, который ориентируется по объективно данному. Однако - и теперь яперехожу к интровертному интеллекту -  существует еще  мышление совсем иногорода,  которому  никоим  образом  нельзя отказать в  названии мышления,  аименно  такое, которое не  ориентируется  ни на непосредственном объективномопыте,  ни  на общих  и  объективно переданных идеях.  К этому  другому родумышления я прихожу  так: когда я мысленно занимаюсь каким-нибудь  конкретнымобъектом или  общей  идеей, и  притом  таким образом, что  направление моегомышления  в  конечном счете снова  приводит назад к моим предметам,  то этотинтеллектуальный   процесс   не   есть  единственный   психический  процесс,происходящий во мне в этот момент. Я имею тут  в виду  вовсе не всевозможныеощущения и чувства, которые обнаруживаются наряду с  моим ходом мысли, болееили менее  нарушая  его; я подчеркиваю то, что это течение мыслей, исходящееот объективно данного и стремящееся к объективному, вместе с тем находится впостоянном отношении и к субъекту. Это отношение  есть conditio sine qua non(непременное, обязательное  условие),  ибо  без него вообще никакого течениямыслей не было бы. Если даже ход моих мыслей  направляется, насколько тольковозможно, по объективно данному, то  он все-таки остается  моим субъективнымходом мыслей,  который  не  может  ни  избежать  вмешательства субъективногоэлемента, ни обойтись  без него. Если я даже стремлюсь придать  течению моихмыслей  во всех  отношениях  объективное направление,  то я все-таки не могупрекратить  параллельный субъективный  процесс и его  постоянное участие, неугашая тем самым жизнь моего  течения мыслей. Этот параллельный субъективныйпроцесс  имеет  естественную  и  лишь более или  менее неизбежную  тенденциюсубъективизировать объективно данное, то есть ассимилировать его субъекту.     И если главный акцент падает на субъективный процесс,  то возникает тотдругой род  мышления, который противостоит экстравертному  типу, а  именно внаправлении, ориентирующемся на  субъекта и на субъективно данное; я называюего  интровертным.  Из  этого  другого  ориентирования  возникает  мышление,которое не  определено объективными фактами  и не  направлено на  объективноданное,  то есть такое  мышление,  которое исходит  от субъективно данного инаправлено на субъективные идеи или на факты, имеющие субъективную  природу.Я  не хочу  более  останавливаться  здесь  на  этом  мышлении, а  хочу  лишьустановить  его  наличность,  чтобы  тем  дать  необходимое  дополнение  дляэкстравертного хода мыслей и лучше осветить его сущность.     Итак,  экстравертное  мышление  имеет  место  лишь  благодаря тому, чтообъективное  ориентирование получает некоторый  перевес. Это  обстоятельствоничего  не меняет в логике мышления; оно  образует  лишь то  различие  междумыслителями, которое,  по концепции  Джемса, есть вопрос темперамента. Итак,ориентирование по объекту ничуть  не меняет сущности мыслительной функции, аменяет лишь ее проявление.  Так как это мышление ориентируется по объективноданному, то оно является прикованным к объекту так, как если  бы оно  совсемне могло существовать без внешнего ориентирования.  Оно появляется как бы  всвите внешних  фактов, или  оно достигает,  по-видимому, своей высоты, когдаможет  влиться в  общепризнанную идею. Оно, по-видимому,  всегда  вызываетсяобъективно  данным и способно выводить свои заключения лишь с  его согласия.Поэтому  оно  производит  впечатление   несвободы,  а  иногда  близорукости,несмотря на всю его ловкость, которую  оно проявляет в области, ограниченнойобъективно данным.  То, что я здесь описываю, есть лишь впечатление, котороеэкстравертное  мышление производит на наблюдателя, причем наблюдатель долженстоять на другой точке зрения, уже по одному тому, что иначе он бы совсем немог  наблюдать самого явления экстравертного  мышления. Благодаря этой  инойточке зрения он и видит только одно явление, а не сущность мышления. Но тот,кто пребывает  в  самой  сущности этого мышления,  способен  постигнуть  егосущность,  а не  явление.  Обсуждение, основанное  на одном лишь явлении, неможет по  справедливости оценить  сущность, и поэтому в большинстве  случаевоно обесценивает ее.     Но  существу  же  это  мышление  оказывается  не  менее  плодотворным итворческим, чем интровертное мышление, но только силы его служат иным целям.Это  различие  становится особенно ощутительным  тогда,  когда экстравертноемышление  овладевает  материалом,  который является специфическим  предметомсубъективно ориентированного мышления. Это случается, например, тогда, когдасубъективное  убеждение объясняется аналитически из  объективных фактов  иликак   следствие,   выводимое   из   объективных   идей.    Но   для   нашегоестественно-научно  ориентированного сознания  различие между обоими  видамимышления  становится  еще  нагляднее,   когда  субъективно   ориентированноемышление делает попытку привести объективно данное  в связь с  объективно неданными  соотношениями,  то  есть подчинить его  субъективной  идее.  И то идругое ощущается  как  нарушение,  и  тогда именно выступает  то  затенение,которому   оба    рода   мышления   подвергают   друг   друга.   Субъективноориентированное   мышление   представляется  тогда  чистым   произволом,   аэкстравертное мышление, напротив, плоской и пошлой несовместимостью. Поэтомуобе точки зрения непрерывно враждуют между собой.     Можно  было  бы  думать,  что   эту  борьбу  легко  было  бы  покончитьпосредством отделения  начисто предметов  субъективной природы  от предметовобъективной природы. К  сожалению, это отмежевание  невозможно,  хотя многиеуже  пытались  осуществить  его.  И  если  бы даже такое  размежевание  быловозможно, то оно было бы большой бедой,  потому что оба ориентирования, самипо  себе, односторонни,  имеют  лишь ограниченное значение  и именно  потомунуждаются  во  взаимном влиянии.  Если объективно  данное подчиняет мышлениесвоему   влиянию  в  сколько-нибудь  большей  степени,  то  оно  стерилизуетмышление,  причем  это  последнее  низводится   до  простого  придатка   приобъективно данном так, что оказывается уже совершенно неспособным освободитьсебя от  объективно  данного  и создать  отвлеченное  понятие. Тогда процессмышления ограничивается простым обдумыванием, и не в смысле размышления,а  в смысле простого подражания, которое по существу  не высказывает ничего,кроме  того,  что  очевидно и непосредственно уже  содержалось в  объективноданном. Естественно,  что такой  процесс  мышления непосредственно  приводитобратно к объективно данному, но никогда не выводит за его пределы и даже недоводит до возможности пристегнуть опыт к объективной идее; и наоборот, еслиэто  мышление  имеет  своим  предметом  объективную  идею,  то оно не сможетдостигнуть практического единичного опыта, а  пребудет навсегда в  более илименее тавтологическом  состоянии. Материалистическая ментальность  дает томунаглядные примеры.     Если  экстравертное  мышление  благодаря  усиленной детерминированностиобъектом  подчинено  объективно  данному,  то оно, с  одной  стороны, совсемтеряется в  единичном опыте создает накопление непереваренного эмпирическогоматериала. Подавляющая масса более или менее бессвязных единичных наблюденийвызывает состояние мысленной  диссоциации, которая, с другой стороны, обычнотребует  психологической  компенсации. Эта  компенсация  состоит в столь  жепростой,  сколь  и общей  идее, которая  должна  сообщить  накопленному,  новнутренне  бессвязному   целому   некую   связность  или  по  крайней   мерепредчувствие таковой. Подходящими  идеями для  этой цели являются, например,материя или  энергия.  Но  если  мышление привязано главным  образом  нестолько к внешним фактам, сколько к традиционной идее, то в виде компенсациискудности  такой  мысли  появляется  тем  более  внушительное  нагромождениефактов, которые односторонне группируются согласно сравнительно-ограниченнойи  бесплодной  точке  зрения, причем  обычно совершенно  утрачиваются  болееценные  и  богатые  содержанием  аспекты  вещей.  Головокружительное  обилиесовременной, так называемой научной  литературы обязано своим существованием- в высокой, к сожалению, степени - именно такому ложному ориентированию.      2. Экстравертный мыслительный тип      Как показывает опыт, основные психологические функции в одном и том  жеиндивиде редко или почти никогда не обладают одинаковой силой или одинаковойстепенью развития. Обычно одна из функций имеет перевес как по развитию, таки по  силе. И если среди психологических функции первенство выпадает на долюмышления, то есть если индивид исполняет свое жизненное дело, руководствуясьглавным образом  головным  рассуждением  так, что все  сколько-нибудь важныепоступки  проистекают из интеллектуально помысленных мотивов или, по крайнеймере  по тенденции своей, должны были бы вытекать  из  них,  то  речь идет омыслительном   типе.  Такой  тип   может  быть   либо   интровертным,   либоэкстравертным. Здесь мы  прежде  всего  займемся экстравертным  мыслительнымтипом.     Согласно определению,  это  будет  человек,  который  -  конечно,  лишьпостольку,  поскольку он представляет  собой чистый тип, - имеет  стремлениеставить  всю  совокупность  своих  жизненных  проявлений  в  зависимость  отинтеллектуальных  выводов,  в конечном счете  ориентирующихся по  объективноданному,  или  по объективным  фактам,  или по  общезначимым  идеям. Человектакого   типа   придает   решающую  силу  объективной  действительности  илисоответственно   ее  объективно  ориентированной  интеллектуальной  формуле,притом  не только по отношению к самому себе, но и по отношению к окружающейсреде. Этой формулой измеряется  добро и зло,  ею  определяется прекрасное иуродливое. Верно все  то, что соответствует этой формуле, неверно то, что ейпротиворечит, и случайно то, что безразлично проходит мимо нее. Так как  этаформула  является соответствующей  мировому  смыслу,  то  она  становится  имировым законом,  который  всегда  и  повсюду  должен  осуществляться  как вединичностях, так и в общем. Подобно тому как экстравертный мыслительный типподчиняется своей формуле, так должна подчиняться ей и окружающая его среда,для ее собственного  блага,  ибо тот, кто этого  не делает,  тот не прав, онпротивится мировому закону, и поэтому он неразумен, неморален и бессовестен.Мораль экстравертного мыслительного типа запрещает ему допускать исключения,так   как   его   идеал   должен  при   всех   обстоятельствах   становитьсядействительностью, ибо он представляется ему чистейшей  формулой объективнойфактической реальности,  и  потому  он  должен быть  и общезначимой истиной,необходимой для блага человечества. И это не из любви к ближнему, а с высшейточки  зрения  справедливости  и правды.  Все,  что он  в своей  собственнойприроде   воспринимает   как   противоречащее   этой   формуле,  есть   лишьнесовершенство, случайный недочет, который  при первой же  возможности будетискоренен, или если это не удается, то такое явление признается болезненным.Если терпимость по отношению  ко всему больному, страдающему и ненормальномудолжна стать составной  частью формулы, то для этого  создаются  специальныеустановления, например спасательные учреждения, больницы, тюрьмы,  колонии ит.д., или соответствующие  этому планы и проекты. Обыкновенно  для реальноговыполнения оказывается недостаточно одного мотива справедливости и правды, анужна еще настоящая любовь к ближнему, которая имеет дело больше с чувством,чем с  интеллектуальной формулой. Большую роль  играют такие выражения, как:собственно  говоря,  следовало  бы  или  нужно было бы.  Если  формуладостаточно  широка,  то  этот  тип  может  сыграть   в   общественной  жизничрезвычайно  полезную роль  в  качестве реформатора, публичного обвинителя иочистителя совести или же пропагандиста важных новшеств. Но чем уже формула,тем скорее этот  тип  превращается в  брюзгу,  рассудочника и самодовольногокритика, который хотел бы втиснуть себя  и других в какую-нибудь схему. Этимуже указаны два предельных  пункта, между которыми движется большинство этихтипов.     Соответственно  с  сущностью  экстравертной  установки   воздействия  ипроявления  этих  лиц бывают  тем благоприятнее или  лучше, чем ближе  они квнешнему. Их лучший аспект находится на периферии их сферы деятельности. Чемглубже  проникаешь  в их  царство, тем  заметнее  становятся неблагоприятныепоследствия  их  тирании. На периферии пульсирует  еще другая жизнь, котораявоспринимает истинность формулы как ценный придаток  ко всему остальному. Ночем глубже  проникаешь в ту сферу, где властвует формула, тем более отмираетвсякая   жизнь,  не  соответствующая  формуле.  Испытывать  на  себе  дурныепоследствия  экстравертной формулы  приходится больше  всего  членам  его жесемьи, ибо они первые неумолимо осчастливливаются ею.  Но больше всего  отэтого страдает сам субъект, итак,  мы подходим  к  другой стороне психологииэтого типа.     То  обстоятельство, что  никогда  не  было и  никогда  не  будет  такойинтеллектуальной формулы, которая  могла  бы вместить  в себе  и  надлежащимобразом выразить полноту жизни и ее возможностей,  вызывает некую задержку исоответственно  исключение  других   важных   жизненных  форм   и  жизненныхдеятельностей.  У  человека   этого  типа   в  первую  очередь  подвергнутсяподавлению  все  зависящие  от   чувства  жизненные  формы,  как,  например,эстетические занятия, вкус, художественное понимание,  культ  дружбы и т. д.Иррациональные  формы,  как-то: религиозный опыт, страсти  и тому подобное -бывают нередко  удалены  до  полной  бессознательности.  Эти  при  известныхобстоятельствах чрезвычайно важные  жизненные формы  влачат по большей частибессознательное существование. Бывают, правда,  исключительные люди, которыемогут всю  свою жизнь  принести в жертву одной определенной  формуле, однакобольшинство не в состоянии длительно жить в такой исключительности. Рано илипоздно, смотря  по  внешним обстоятельствам и внутреннему  предрасположению,вытесненные интеллектуальной установкой жизненные формы косвенно обнаружатсячерез нарушение сознательного образа жизни.  Если это нарушение  доходит  дозначительной степени, то начинают говорить о неврозе. В большинстве случаев,правда, дело не заходит так далеко благодаря  тому, что индивид инстинктивнопозволяет себе некоторые предохраняющие смягчительные формулы, но,  конечно,в подходящем, разумном облачении. Тем самым создается спасительный клапан.     Вследствие  относительной  или  полной  бессознательности  тенденций  ифункций, исключенных  сознательной установкой, они остаются  в  сравнительнонеразвитом состоянии. По отношению к  сознательной  функции  они оказываютсяподчиненными (неполноценными). Поскольку они бессознательны, они сливаются состальными содержаниями бессознательного  и от этого  принимают  причудливыйхарактер. Поскольку они сознательны,  они играют второстепенную роль, хотя иимеют  немаловажное  значение в  общей  психологической  картине.  Задержка,исходящая от сознания, поражает прежде  всего чувства, потому что они скореевсего  противоречат косной интеллектуальной  формуле и  поэтому  вытесняютсяинтенсивнее всего.  Ни  одна  функция  не может  быть совершенно  выключена;каждая может быть только в значительной степени  искажена. Поскольку чувстваподдаются  произвольному  оформлению  и  подчинению, они должны поддерживатьинтеллектуальную  установку  сознания  и  приспособляться  к  ее намерениям.Однако это возможно лишь  до известной степени; одна часть  чувства остаетсянепокорной, и  поэтому ее приходится подвергнуть вытеснению. Если вытеснениеудается,  то  чувство  исчезает из сознания и  развивает тогда  под  порогомсознания  деятельность,  противоборствующую  сознательным намерениям  и, приизвестных обстоятельствах, достигающую таких эффектов, происхождение которыхпредставляется  для индивида полной загадкой.  Так,  например,  сознательный(зачастую  необычный)  альтруизм пересекается  тайным  и  скрытым  от самогоиндивида себялюбием, которое накладывает печать своекорыстия на бескорыстныепо существу поступки. Чистые этические намерения могут  привести индивида  ккритическим положениям, в которых является более чем вероятным, что решающиемотивы суть не этические,  а совсем  другие. Таковы, например,  добровольныеспасители или блюстители нравов, которые вдруг сами оказываются нуждающимисяво  спасении  или  скомпрометированными. Их  намерение спасать заставляет ихприбегать  к  таким средствам, которые способны повести  именно к тому, чегохотелось  бы избежать. Есть экстравертные идеалисты,  которые так  стараютсянад осуществлением своего  идеала для блага человечества, что сами не боятсядаже лжи  и других  нечестных средств. В науке имеется  несколько щекотливыхпримеров, когда высокозаслуженные ученые, движимые  глубочайшим убеждением вистине и общезначимости своей формулы, создавали подложные  доказательства впользу  своего  идеала.  И все это  по  формуле: цель оправдывает  средства.Только   подчиненная   (неполноценная)   функция   чувства,   бессознательнодействующая и вводящая в соблазн, может довести  до таких заблуждений людей,в остальном стоящих на высоте.     Присущая   этому  типу  неполноценность  чувства  выражается  еще  инымспособом. Сознательная установка, согласно преобладающей предметной формуле,является более  или  менее  неличной часто  до  такой  степени,  что  личныеинтересы сильно  страдают от  этого. Если сознательная установка оказываетсякрайней,  то  все  личные  соображения  отпадают  -   даже  забота  о  своейсобственной личности. Обнаруживается  пренебрежение  к  своему  собственномуздоровью, общественное положение приходит в упадок, самые жизненные интересысобственной  семьи  подвергаются  часто  насилию  и терпят  ущерб  в  смыслездоровья,  денег  и морали - и  все  это во  имя идеала. Неизменно  страдаетличное  участие к  другому  человеку, если  только этот  другой случайно  неявляется  ревнителем той  же формулы. Поэтому нередко бывает  так, что болеетесный  семейный круг,  в  особенности, например,  собственные  дети,  знаеттакого  отца  только  как  жестокого  тирана,  тогда  как  в  широком  кругуразносится  слава  о  его  человеколюбии.  Не вопреки  полной  сверхличностисознательной  установки,  а  именно вследствие  ее чувства  бессознательногоотличаются чрезвычайной личной чувствительностью и вызывают некоторые тайныепредубеждения,  в  особенности известную готовность превратно  истолковыватьобъективную оппозицию против формулы  как личное недоброжелательство или  жевсегда делать отрицательное предположение о  качествах  других лиц для того,чтобы  заранее  обессиливать   их  аргументы,   конечно  ради  защиты  своейсобственной чувствительности. Бессознательная  чувствительность часто влияетна  тон  разговора,  делая  его   резким,  заостренным,  агрессивным.  Частовстречаются инсинуации. Чувства приобретают характер  чего-то добавочного  идогоняющего,  как  это и соответствует подчиненной  (неполноценной) функции.Это ведет  к  ярко выраженной  наклонности злопамятствовать. Насколько широкразмах  индивидуального   самопожертвования  ради   интеллектуальной   цели,настолько мелочны, подозрительны, капризны  и консервативны  бывают чувства.Все новое, что  не содержится уже  в  формуле, рассматривается сквозь  дымкубессознательной ненависти и обсуждается соответственно  с  этим. В  серединепрошлого столетия случилось так,  что славившийся своим человеколюбием  врачпригрозил  прогнать  своего  ассистента за  то,  что  последний  пользовалсятермометром,  ибо  формула гласила:  лихорадка  узнается  по  пульсу.  Такихслучаев, как известно, множество.     Чем сильнее вытеснены чувства, тем  хуже  и  незаметнее  их  влияние намышление, которое  во  всех  остальных  отношениях может быть  в безупречномсостоянии. Интеллектуальная  точка  зрения,  которая, быть  может  благодаряфактически  присущей  ей  ценности,  имела бы  право на всеобщее  признание,характерным   образом  изменяется  под   влиянием   бессознательной   личнойчувствительности:   она  становится   догматически-косной.   Самоутверждениеличности  переносится  на  нее.   Истина  не  представляется  больше  своемуестественному воздействию,  но  благодаря  отождествлению субъекта с нею онаиспытывается как сентиментальная куколка, которую обидел злой критик. Критикподвергается уничтожению, по  возможности при  помощи личных  нападок, и неттакого другого аргумента,  который при случае  не был бы пущен в ход. Истинадолжна  излагаться  до  тех  пор, пока  публика  не  начнет  понимать,  что,очевидно, дело не столько в самой истине, сколько в личности ее творца.     Но  иногда  благодаря  бессознательному  вмешательству  бессознательныхличных  чувств  догматизм  интеллектуальной  точки  зрения  подвергается ещедальнейшим своеобразным измерениям, которые основаны не столько на чувстве встрогом смысле слова,  сколько на  примеси  других бессознательных факторов,слитых в бессознательном  с вытесненным чувством. Хотя сам разум доказывает,что  всякая  интеллектуальная  формула может иметь  в  качестве  истины лишьограниченную  значимость   и   поэтому   никогда  не   может   притязать  наединодержавие, однако на практике  формула получает все-таки  такой перевес,что рядом  с ней все остальные точки зрения и  возможности отходят на заднийплан. Она  заменяет все  более  общие,  более неопределенные и поэтому болеескромные  и более истинные  воззрения  на мир.  По этой же причине она такжезанимает место того общего воззрения, которое  именуется религией. Тем самымформула  становится  религией, даже  если она по  существу  своему  не имеетникакого  отношения  ни к  чему  религиозному.  От этого  она приобретает  иприсущий  религии  характер  безусловности.  Она  становится,  так  сказать,интеллектуальным суеверием. Но все вытесненные  ею психологические тенденциискапливаются в  бессознательном, образуют там оппозицию и вызывают  приступысомнений.  Обороняясь  от   сомнении,   сознательная  установка   становитсяфанатичной,  ибо  фанатизм  есть  не что  иное,  как  сверхскомпенсированноесомнение.  Такое  развитие ведет  в  конце  концов  к преувеличенной  защитесознательной   позиции   и    к   формированию   абсолютно   противоположнойбессознательной   позиции,   которая,   например,   в   противоположность  ксознательному   рационализму    является   крайне    иррациональной,   а   впротивоположность   к   современной   научной  сознательной   точке   зренияоказывается крайне  архаичной  и суеверной. В результате  этого и  слагаютсяизвестные нам из истории наук ограниченные  и смешные воззрения, о которые вконце концов спотыкались многие заслуженные  ученые.  Иногда бессознательнаясторона  такого  мужчины  воплощается  в  женщине.  Этот,  наверное,  хорошознакомый    читателю   тип    встречается,   согласно   моему    наблюдению,преимущественно среди  мужчин,  как и вообще мышление есть  функция, гораздочаще  преобладающая  у  мужчины,  чем  у  женщины.  Если  у женщины мышлениедостигает преобладания,  то,  насколько я могу проследить, это в большинствеслучаев  мышление,  которое  только следует за  преимущественно  интуитивнойдуховной деятельностью.     Мышление  экстравертного мыслительного  типа  позитивно,  то  есть  онопродуктивно.  Оно  ведет  или  к  новым  фактам,  или  к   общим  концепциямразрозненного опытного материала.  Обычно его суждение  синтетическое.  Дажеесли оно разлагает, оно все же строит, ибо оно всегда или выходит за пределыразложения  к  новому  соединению, к  иной концепции,  по-иному  соединяющейразложенное, или оно присоединяет к данному материалу что-нибудь дальнейшее.Такого рода суждение можно было  бы назвать также  предикативным. Во  всякомслучае характерно то, что оно никогда не бывает абсолютно обесценивающим илидеструктивным,  но  всегда заменяет каждую  разрушенную ценность другой. Этосвойство  возникает оттого,  что  мышление мыслительного типа является,  таксказать, каналом, по которому, главным образом, течет его жизненная энергия.Неустанно идущая вперед жизнь проявляется  в его  мышлении, отчего его мысльполучает характер прогрессивный и  творческий. Его мышление не застаивается,и  еще  менее оно  регрессирует.  Однако мышление  приобретает эти свойства,когда оно теряет свое первенствующее место в сознании. Так как в этом случаеоно является сравнительно лишенным значения, то оно бывает лишено  характерапозитивной жизненной деятельности. Оно  следует  за  другими  функциями; оностановится эпиметеевским, оно почти становится задним умом крепко, ибо оновсегда   ограничивается  тем,  что   в  мыслях  пережевывает,  расчленяет  ипереваривает то, что предшествовало и уже свершилось. Так как в таком случаетворческое начало укрывается в другой  функции, то  мышление оказывается ужене прогрессивным;  оно начинает  застаиваться. Его суждение  принимает  ярковыраженный  неотъемлемый  характер  (inherence),  то  есть  оно   совершенноограничивается  объемом наличного  материала  и  нигде  не  выходит  за  егопределы. Оно довольствуется более или менее абстрактным констатированием, непридавая опытному материалу иной ценности, кроме той, которая заложена в немс   самого   начала.    Интегрирующее   суждение   экстравертного   мышленияориентируется  по объекту, то есть его  констатирование  всегда  имеет смыслтого  объективного значения,  которое дано  в  опыте. Поэтому оно не  толькоостается под ориентирующим  влиянием  объективно данного, но  остается  дажеприкованным к  единичному  опыту  и не высказывает о нем ничего, кроме того,что  уже дано через него. Такое мышление легко наблюдается  у людей, которыене  могут  воздержаться, чтобы  не  присоединить к  каждому  впечатлению илинаблюдению какое-нибудь разумное  и, без сомнения, очень  дельное замечание,ничуть не выходящее,  однако, за пределы данного опыта.  Такое  замечание  всущности утверждает только: я это понял, я могу следить за этим мыслью. Ноэтим дело и ограничивается. Такое суждение в лучшем случае означает лишь то,что наблюдение включено в объективную связь, причем, однако, уже было  и бездальнейшего ясно, что наблюдение входит в эти рамки.     Но  если  сознательный  примат  принадлежит  в  сколько-нибудь  высокойстепени не мышлению,  а другой функции,  то  мышление  принимает  негативныйхарактер,  поскольку  оно  вообще  еще  сознательно и не  находится в прямойзависимости от доминирующей (ведущей) функции. Поскольку мышление  подчиненоведущей  функции,   оно,  правда,  может  казаться  позитивным;  однако  приближайшем исследовании нетрудно бывает показать, что оно просто повторяет задоминирующей   функцией,   поддерживает  ее   аргументами,  часто  в   явномпротиворечии с присущими  мышлению законами  логики. Стало быть, для данногонашего  рассуждения  эта  часть  мышления  отпадает.  Мы  занимаемся  скореесвойствами той  части  мышления, которая не может подчиниться примату другойфункции,  но  остается  верной своему собственному  принципу.  Наблюдение  иисследование  этого  мышления  трудно,  потому что в конкретном  случае  оновсегда бывает  более или  менее  вытеснено  установкой сознания.  Поэтому  вбольшинстве случаев его приходится извлекать из задних планов сознания, еслионо как-нибудь случайно,  в  момент отпавшего надзора, само  не всплывает наповерхность. В большинстве случаев  его приходится выманивать вопросом:  Ночто  же вы, собственно говоря, в сущности и совсем про себя думаете об  этомделе?  Или  приходится  даже прибегать  к  хитрости  и формулировать вопроспримерно  так: Что же вы  представляете,  что об  этом думаю  Я?  На  этойпоследней формуле  приходится останавливаться в тех случаях, когда подлинноемышление  бессознательно и  поэтому спроецировано. Мышление,  которое, такимобразом, выманивается на поверхность сознания, имеет характерные свойства, всилу  которых   я  и  называю  его  негативным.  Его   habitus  лучше  всегоопределяется словами  не  что иное,  как. Гете олицетворил  это мышление вобразе Мефистофеля. Прежде всего оно  имеет тенденцию сводить предмет своегосуждения   к   какой-нибудь   банальности   и   лишать   его   собственного,самостоятельного  значения.  Это  делается  так,  что  предмет  изображаетсязависящим  от какой-нибудь  другой,  банальной вещи.  Если,  например, междудвумя  мужчинами возникает  какой-либо, по-видимому, предметный конфликт, тонегативное мышление говорит: Cherchez la femme.  Если человек защищает илипропагандирует какое-нибудь  дело, то  негативное  мышление спрашивает не  означении самого дела, а о том, сколько это  ему приносит дохода. ПриписанныеМолешотту  слова: Человек есть  то,  что  он ест  тоже  относятся  к  этойкатегории,  так  же  как и  множество  других  изречений,  которые  мне  нетнадобности  приводить дословно.  Разрушительный  характер  такого  мышления,равно  как  иногда  и  ограниченная  полезность  его,  не требует,  конечно,дальнейших объяснении.     Однако есть еще иной вид негативного мышления, который на первый взглядвряд ли  можно даже распознать как таковой, а именно мышление теософическое,которое ныне  быстро распространяется  во всех частях  света, быть может,  ввиде  реакции  против материализма  непосредственно предшествовавшей  эпохи.Теософическое мышление, по-видимому, совсем  не  редуктивно, но возводит всеже к трансцендентным и мирообъемлющим  идеям. Например, сновидение  не  естьпросто  скромное сновидение, а переживание в  иной плоскости. Необъяснимыйеще факт телепатии объясняется очень просто: вибрациями, идущими от одногочеловека  к другому.  Обыкновенное  нервное  расстройство  объясняется оченьпросто  тем, что недомогает  астральное  тело.  Некоторые  антропологическиеособенности  жителей  Атлантического  побережья  легко  объясняются  гибельюАтлантиды и т.  д. Стоит только открыть  теософскую книгу, чтобы задохнутьсяот сознания, что все уже объяснено и что духовная наука не оставила вообщеникаких загадок.  В сущности, такого рода мышление столь же негативно, как имышление    материалистическое.    Если    это    последнее    истолковываетпсихологические процессы как химические изменения в ганглиозных клетках, иликак  выпускание и  втягивание клеточных  отростков,  или  же  как внутреннююсекрецию, то такое понимание совершенно столь же  суеверно, как  и теософия.Единственное различие  заключается в  том,  что  материализм  сводит  все  кпонятной  нам  физиологии,  тогда  как  теософия  возводит  все  к  понятияминдусской метафизики. Если  свести сновидение  к переполненному  желудку, товедь сновидение этим не объяснено, и если  телепатию объяснить вибрациями,то  и  этим тоже  ничего не  сказано. Ибо  что такое вибрация? Оба способаобъяснения   не  только  бессильны,  но  и  разрушительны,  ибо  они  мешаютсерьезному исследованию проблемы тем, что они посредством мнимого объясненияотвлекают  интерес от  самого предмета  и направляют его в  первом случае нажелудок, а во втором - на воображаемые вибрации. Оба вида мышления бесплодныи стерилизующи. Негативная особенность этого мышления происходит оттого, чтоэто  мышление  столь  неописуемо  дешево, то есть  бедно производительной  итворческой энергией. Это мышление тянется на буксире за другими функциями.      3. Чувство      Чувство в экстравертной установке  ориентируется по объективно данному,то   есть   объект  является   неизбежной   детерминантой   самого   способачувствования. Оно стоит в согласии с объективными ценностями. Тот, кто знаетчувство   только   как   субъективный   факт,   не   сразу  поймет  сущностьэкстравертного чувства, ибо  экстравертное чувство по возможности освободилосебя  от  субъективного  фактора, зато всецело подчинилось  влиянию объекта.Даже там, где  оно  обнаруживает, по-видимому, свою независимость от свойствконкретного  объекта,  оно  все-таки находится в плену  у  традиционных  иликаких-нибудь других общезначимых ценностей. Я могу увидеть  себя вынужденнымобратиться  к  предикату   прекрасный  или  добрый  не  потому,  что  посубъективному чувству нахожу объект прекрасным или добрым, а потому, чтоназвание прекрасный  или добрый является подходящим, и притом подходящимпостольку, поскольку противоположное суждение как-нибудь  нарушило  бы общуюситуацию чувства.  В  таком  подходящем  суждении чувства  дело  совсем несводится  к симуляции или даже ко лжи, а  только  к акту приноровления. Так,например, картина может  быть названа прекрасной потому, что  повешенная всалоне  и  подписанная известным  именем  картина, по общему  предположению,должна быть  прекрасной,  или потому,  что  предикат некрасивости  можетогорчить семью счастливого обладателя, или еще потому, что у посетителя естьнамерение создать приятную атмосферу чувства, а для этого  необходимо, чтобывсе  чувствовалось  приятным.  Такие  чувства  направляются  по  руководствуобъективных  детерминант.  Как  таковые, они  являются  подлинными  в  своемродовом значении и представляют собою всю видимую вовне функцию чувства.     Совершенно  так,  как   экстравертное  мышление,  насколько   возможно,освобождает себя от субъективных влияний, так и экстравертное чувство должнопройти через  некоторый  процесс  дифференциации,  пока оно не  отрешится отвсякого  субъективного   добавления.  Оценки,  выдвигаемые   актом  чувства,соответствуют или непосредственно объективным ценностям, или по крайней меренекоторым  традиционным  и  общераспространенным  мерилам  ценности.  Именнотакого рода чувствованию следует приписать то обстоятельство, что  так многолюдей  ходят  в театр,  или  на концерт, или  в  церковь, и даже с правильноразмеренными  позитивными  чувствами. Ему  же мы  обязаны и  модами  и,  чтогораздо   ценнее,   позитивной  и  рапространенной   поддержкой  социальных,филантропических и прочих  культурных  начинаний. В этих делах экстравертноечувство оказывается творческим фактором. Без такого  чувствования немыслимо,например, прекрасное и гармоническое общение.  В этих пределах экстравертноечувство  есть столь  же  благодетельная,  разумно  действующая  сила,  как иэкстравертное  мышление. Однако это благотворное действие утрачивается,  кактолько объект приобретает преувеличенное  влияние.  Именно  в таких  случаяхпреувеличенно экстравертное чувство  чрезмерно  вовлекает личность в объект,то  есть  объект  ассимилирует  себе  данное  лицо,  вследствие чего  личныйхарактер  чувствования, составляющий его главную прелесть, утрачивается. Ибовследствие этого чувство становится холодным, предметным и недостоверным.     Оно обнаруживает некие скрытые намерения, во всяком случае оно вызываеттакое подозрение у непредубежденного наблюдателя. Оно уже не производит тогоприятного и освежающего впечатления,  которое всегда  сопровождает подлинноечувство, но вызывает подозрение в том, что здесь есть  поза  или  актерство,хотя эгоцентрическое  намерение  может быть еще  совершенно  бессознательно.Правда,  такое преувеличенно  экстравертное чувство оправдывает эстетическиеожидания, но оно говорит уже не сердцу, а только внешним чувствам или  - чтоеще хуже - только еще рассудку. Правда, оно может еще наполнить эстетическуюситуацию, но этим оно и ограничивается и  не действует  за пределами  этого.Оно  стало   бесплодно.  Если  этот  процесс  прогрессирует,  то   наступаетзамечательно  противоречивая  диссоциация: оно овладевает  всяким  объектом,подходя  к нему с оценкой чувства, так что завязывается множество отношений,которые  внутренне  противоречат  друг  другу. Так  как  это было бы  совсемневозможно  при  наличности  сколько-нибудь  ярко  выраженного  субъекта, топодавляются и последние остатки  действительно личной точки зрения.  Субъектдо  такой   степени  всасывается  в  отдельные  чувствующие   процессы,  чтонаблюдатель выносит  такое  впечатление, как  будто  бы перед  ним был  одинтолько  процесс  чувствования  и не было бы более субъекта  чувства. В такомсостоянии  чувствование совершенно утрачивает свою первоначальную человечнуютеплоту, оно  производит впечатление позы, непостоянства, ненадежности, а  вхудших случаях впечатление истерического состояния.      4. Экстравертный чувствующий тип      Поскольку  чувство есть  особенность, явно  более свойственная  женскойпсихологии,  чем  мышление, постольку  наиболее ярко  выраженные чувственныетипы встречаются среди особ женского пола.  Если экстравертное чувство имеетпримат, то мы говорим  об  экстравертном  чувствующем типе. Примеры, которыепреподносятся мне  при этом, относятся почти все без  исключения к женщинам.Такого   рода  женщина  живет,  руководствуясь  своим   чувством.  Благодарявоспитанию ее  чувство  развилось до функции, приноровленной  и  подчиненнойсознательному  контролю.  В  случаях,  не  представляющих  собой  крайности,чувство имеет  личный характер, хотя субъективный  элемент был уже в высокоймере подавлен;  поэтому  личность оказывается  приноровленной к  объективнымусловиям.  Чувства  согласуются с  объективными  ситуациями и  общезначимымиценностями. Это нигде  не проявляется так ясно,  как в так называемом выбореобъекта любви:  любят подходящего мужчину, а не  какого-нибудь другого; онявляется  подходящим  не потому, что вполне  отвечает субъективному скрытомусуществу женщины  - в большинстве случаев она об этом совершенно не знает, -а  потому, что он отвечает всем разумным  требованиям в  отношении сословия,возраста,  имущественного  состояния,  значительности  н  почтенности  своейсемьи. Конечно, такую формулу  легко можно было бы отклонить как ироническуюи обесценивающую, если бы я не  был вполне убежден, что чувство любви у этойженщины  вполне  соответствует  ее выбору. Чувство  ее  -  подлинное,  а  невыдуманное от разума. Таких разумных браков  - бесчисленное множество, иони отнюдь не самые плохие. Такие жены бывают хорошими подругами своих мужейи хорошими  матерями,  пока  их  мужья  и  дети имеют обычный в  этой странепсихический уклад.     Правильно чувствовать можно лишь тогда, когда иное не мешает чувству.Но ничто так сильно не мешает чувству, как мышление.  Поэтому без дальнейшихразъяснений понятно,  что мышление у этого  типа по возможности подавляется.Этим  мы отнюдь  не  хотим  сказать,  что такая  женщина  вообще  не думает;напротив, она думает, может быть очень  много и очень  умно,  но ее мышлениеникогда  не есть sui  generis,  оно  есть  лишь  эпиметеевский  придаток  еечувству.  То,  чего  она не  может  чувствовать,  она  не  может  и  мыслитьсознательно. Не  могу  же я  думать того, чего  не чувствую, - сказал  мнеоднажды негодующим тоном один такой типаж. Насколько ей позволено чувство,она отлично  может мыслить,  но  каждый,  даже  наиболее  логический  вывод,который  мог  бы  повести  к  нарушающему  чувство  результату,  с  порогаотклоняется. О нем просто не думают. И так она ценит и любит все, что хорошосогласно объективной оценке; все остальное существует как бы вне ее самой.     Но  эта  картина  меняется, если значение  объекта достигает еще  болеевысокой   ступени.  Тогда,  как  я  уже  разъяснил  выше,  происходит  такаяассимиляция субъекта  к  объекту, что сам субъект чувства  более  или  менееисчезает.  Чувственный  процесс  утрачивает  личный  характер, он становитсячувством  самим по себе, и  получается  впечатление, как будто  бы  личностьвполне растворяется  в чувстве каждого данного момента. Так как в жизни однаситуация  постоянно сменяет  другую,  вызывая  при этом  различные или  дажепротивоположные окраски чувством, то  и личность разлагается на  столько  жеразличных  чувств. В  одном случае человек представляет собою одно, в другомслучае нечто  совершенно другое - по видимости; ибо в действительности такоемногообразие в  единой личности  совершенно  невозможно. Основа эго остаетсяведь всегда той же самой и поэтому вступает  в явную оппозицию к сменяющимсясостояниям чувства. Вследствие  этого наблюдатель воспринимает это выносимоенапоказ  чувство уже  не как личное выражение  чувствующего,  но  скорее какискажение его эго,  то есть как каприз. Смотря по степени  диссоциации междуэго и состоянием чувства каждого данного момента,  возникают более или менееявные   признаки  разъединения   с   самим   собою,  то  есть  первоначальнокомпенсирующая  установка  бессознательного становится явной оппозицией. Этопроявляется  прежде всего  в  преувеличенном выражении  чувств,  например  вгромких  и  навязчивых  чувствительных  предикатах,  которые,   однако,   доизвестной  степени  не  внушают  доверия.  Они звучат  пусто  и не убеждают.Напротив,    они   уже   обнаруживают    возможность    того,    что    этимсверхкомпенсируется некоторое  противление  и  что  вследствие  этого  такоеокрашенное  чувством  суждение  могло  бы  звучать  и  совершенно  иначе.  Идействительно, некоторое время спустя оно и  звучит  иначе.  Стоит  ситуациичуть-чуть измениться,  чтобы  вызвать  тотчас же совершенно  противоположнуюоценку   того  же  объекта.  Результатом  такого  опыта   является  то,  чтонаблюдатель  не  может принять  всерьез ни  того, ни  другого  суждения.  Онначинает составлять про себя свое собственное суждение. Но так как для этоготина важнее  всего  создать  интенсивное,  окрашенное  чувством отношение  кокружающей среде, то понадобятся удвоенные усилия для того, чтобы преодолетьсдержанность   окружающих   людей.    Это   ухудшает   положение,   создаваязаколдованный   круг.  Чем  сильнее  подчеркивается   окрашенное  чувствомотношение  к  объекту,  тем  больше бессознательная оппозиция  всплывает  наповерхность.     Мы уже  видели выше, что  экстравертный  чувствующий  тип больше  всегоподавляет  свое мышление, потому что мышление  скорее  всего способно мешатьчувству. В  силу того  же  основания и мышление, когда  стремится достигнутькаких-либо чистых результатов, исключает, главным образом,  чувство, ибо нетничего, что было бы так способно мешать и искажать его,  как именно ценностичувства.  Поэтому мышление  экстравертного чувствующего  типа, поскольку оноявляется  самостоятельной функцией, вытеснено. Как я  уже отметил  выше, оновытеснено  не  вполне, а лишь постольку, поскольку  его  беспощадная  логикапринуждает к выводам, не подходящим для чувства. Однако мышление допускаетсякак  слуга чувства или, лучше сказать, как  его раб. Его хребет сломлен, ононе  может провести само себя  согласно со своим собственным законом. Но  таккак все  же  есть  логика  и  неумолимо  верные  выводы, то  где-нибудь  онипроисходят, но  только вне сознания,  а  именно  в бессознательном.  Поэтомубессознательное  содержание этого типа  является  прежде всего  своеобразныммышлением. Это мышление инфантильно, архаично и негативно. До тех пор,  покасознательное чувство сохраняет личный  характер  или, другими словами,  покаличность  не  поглощается  отдельными  состояниями  чувств,  бессознательноемышление  остается  компенсирующим.   Но  когда  личность  диссоциируется  ираспадается на единичные, противоречащие друг другу состояния чувств,  тогдатождество эго утрачивается, субъект становится  бессознательным. Но, попадаяв  бессознательное, субъект  ассоциирует себя с бессознательным  мышлением итем  помогает, при  случае,  бессознательному  мышлению  осознать  себя. Чемсильнее сознательное, окрашенное чувством отношение и чем больше оно поэтомуотрешает чувство от эго, тем сильнее становится  оппозиция. Это выражается втом,  что   именно   вокруг   наивысше   оцененных   объектов   скапливаютсябессознательные  мысли, которые беспощадно  срывают ценность  этих объектов.Мышление в стиле  не что иное, как оказывается  здесь безусловно у  места,ибо  оно  разрушает  превосходящую  силу  прикованного  к  объектам чувства.Бессознательное   мышление  достигает   поверхности   в  форме   всплывающихсодержаний,   имеющих  нередко  навязчивую   природу  и   в   общем   всегдаобнаруживающих негативный и обесценивающий характер. Поэтому у женщин такоготипа бывают  моменты, когда самые дурные мысли прикрепляются  именно  к  темобъектам, которые их чувство  наиболее ценит. Негативное мышление пользуетсявсеми   инфантильными   предрассудками  и  сравнениями,  способными  вызватьсомнение в ценности, признаваемой чувством, и оно привлекает все примитивныеинстинкты для того, чтобы иметь возможность объяснить чувства по  схеме  нечто  иное, как. Замечу лишь попутно, что таким же способом  привлекается  иколлективное   бессознательное,   совокупность   изначальных   образов,   изпереработки  которых  снова возникает возможность перерождения установки  надругом базисе. Главная форма невроза, свойственная  этому типу, есть истерияс   характерным  для  нее  инфантильно-сексуальным   миром   бессознательныхпредставлений.      5. Общий обзор экстравертных рациональных типов      Я обозначаю оба предыдущих типа как рациональные или как типы суждения,потому что  они оба  характеризуются приматом  функций  разумного  суждения.Общим признаком обоих типов является тот  факт, что их  жизнь в высокой мереподчинена   именно  разумному  суждению.  Правда,  мы  должны  принимать  вовнимание,  говорим ли  мы при этом  с точки  зрения  субъективной психологиииндивида или с точки зрения наблюдателя, который воспринимает и судит извне.Ибо  такой  наблюдатель легко мог  бы прийти к  противоположному суждению, аименно в  том случае, если он постигает  интуитивно лишь  происходящее  и понему судит. Ведь жизнь этого типа, в его целом, никогда не зависит от одноготолько  разумного  суждения,  но  в  почти  столь  же  высокой   мере  и  отбессознательной неразумности. И тот, кто  наблюдает только  происходящее, незаботясь о внутреннем  распорядке в сознании индивида, легко может в большейстепени поразиться  неразумностью и  случайностью  известных бессознательныхпроявлений  индивида,  нежели  разумностью  его  сознательных   намерений  имотиваций. Поэтому я основываю свое суждение на том, что индивид ощущает каксвою сознательную психологию. Но я допускаю, что такую психологию можно былобы с тем же успехом воспринять и изобразить в обратном смысле. Я убежден и втом, что если бы я обладал другой индивидуальной психологией, то я описал бырациональные типы в обратном порядке, исходя от бессознательного и изображаяих  иррациональными.  Это обстоятельство в  значительной  степени затрудняетизображение и уразумение психологических данностей и  неизмеримо увеличиваетвозможность  недоразумений. Споры,  возникающие  из  этих недоразумений,  пообщему правилу  безнадежны, ибо спорящие говорят  мимо друг друга. Этот опытдал  мне  еще  одно  лишнее  основание для  того,  чтобы  опираться  в  моемизображении  на  субъективно сознательную психологию  индивида;  ибо,  такимобразом, мы получаем по  крайней  мере одну  определенную объективную опору,которая совершенно отпала бы, если бы мы захотели обосновать психологическуюзакономерность на  бессознательном.  Ведь в таком случае объект не  имел  быголоса в обсуждении, ибо он обо всем знает более, нежели о своем собственномбессознательном. Тогда суждение  было бы  предоставлено исключительно одномунаблюдателю  -  верная  гарантия  того,  что  он  основывался  бы  на  своейсобственной, индивидуальной психологии и стал бы навязывать ее наблюдаемому.Этот  случай, по  моему мнению, имеет место как в психологии Фрейда, так и впсихологии  Адлера.  Там индивид всецело  отдан  на усмотрение рассуждающегонаблюдателя.  Этого, однако,  не  может случиться, если  за базу принимаетсясознательная  психология  наблюдаемого.   В  этом   случае  он   оказываетсякомпетентным, ибо он один знает свои сознательные мотивы.     Разумность сознательного жнзневедения у этих двух типов свидетельствуето  сознательном  исключении  случайного  и  неразумного.  Разумное  суждениепредставляет собой в этой психологии силу, которая втискивает в определенныеформы все беспорядочное и случайное в реальном процессе или по крайней  мерестарается втиснуть. Этим создается,  с одной стороны, известный  выбор средижизненных   возможностей,  ибо   сознательно  принимается  только  то,   чтосоответствует   разуму,  а  с  другой  стороны,  существенно  ограничиваетсясамостоятельность  и  влияние   тех   психических  функций,  которые  служатвосприятию  происходящего  вокруг.  Это  ограничение  ощущения  и  интуиции,конечно, не абсолютно. Эти функции существуют,  как и  везде,  но только  ихпродукты  подлежат выбору со стороны разумного  суждения. Так, например, длямотивации  образа действия решающим является  не абсолютная сила ощущения, асуждение. Следовательно, воспринимающие функции в известном смысле разделяютсудьбу чувственного процесса, в случаях первого  типа, и судьбу мышления - вслучаях второго  типа.  Они оказываются сравнительно вытесненными и  поэтомунаходятся в менее  дифференцированном состоянии.  Это обстоятельство придаетбессознательному обоих наших  типов своеобразный отпечаток: то, что эти людиделают сознательно и преднамеренно,  то соответствует разуму (согласно  с ихразумом!),   а   то,   что   с  ними   случается,   соответствует   сущностиинфантильно-примитивных ощущений,  с одной  стороны,  а с  другой  стороны -сущности  таких же интуиции. Я постараюсь  изложить в следующих  отделах то,что следует разуметь под этими понятиями. Во всяком случае то, что случаетсяс этими типами, - иррационально (конечно, с их точки зрения!).  Так как естьочень много людей, которые живут гораздо  больше тем,  что с ними случается,нежели тем,  что  они делают  со своим разумным намерением,  то  легко можетбыть, что после  тщательного анализа  такой человек  назовет оба наших  типаиррациональными.  Надо  согласиться  с  ним,  что  бессознательное  человеканередко производит гораздо более сильное впечатление, нежели его сознание, ичто  его  поступки часто имеют значительно больший вес, нежели его  разумныемотивации.     Рациональность  обоих  типов  ориентирована  объективно  и  зависит  отобъективно  данного.  Их  разумность  соответствует  тому,  что  коллективносчитается разумным. Субъективно они не  считают разумным ничего, кроме того,что вообще признается  разумным.  Однако  и  разум, в  немалой  своей части,субъективен и индивидуален. В нашем случае эта часть вытеснена, и притом темболее, чем  больше  значение объекта.  Поэтому субъект и субъективный  разумвсегда находятся  под угрозой вытеснения, а когда они подпадают ему,  то ониоказываются под властью  бессознательного, которое в этом случае имеет оченьнеприятные   особенности.   О  его   мышлении  мы  уже  говорили.  К   этомуприсоединяются  примитивные  ощущения, обнаруживающиеся в виде компульсивныхощущений,  например  в  виде  навязчивой  жажды  наслаждений,  которая можетпринимать всевозможные формы; к этому присоединяются и примитивные интуиции,которые могут стать настоящим мучением  для самого субъекта и для его среды.Все  неприятное и  мучительное,  все  отвратительное,  уродливое или  дурноевыслеживается  чутьем  и  предполагается  во  всем, и  притом в  большинствеслучаев  дело  сводится к полуистинам,  которые, как ничто  другое, способнывызвать   недоразумения   самого  ядовитого  свойства.  Вследствие  сильноговлияния,  идущего   со  стороны  оппонирующих   бессознательных  содержаний,неизбежно возникает  частое  нарушение сознательных правил разума, а  именнообнаруживается   замечательная   привязанность   к   случайностям,   которыеприобретают  компульсивное  влияние  или  благодаря  силе   вызываемых   имиощущений, или благодаря их бессознательному значению.      6. Ощущение      В   экстравертной   установке   ощущение   обусловлено  преимущественнообъектом. В  качестве чувственной  перцепции ощущение  естественным  образомзависит от объекта. Но оно так же естественно зависит и от субъекта; поэтомусуществует и  субъективное  ощущение,  которое  по  роду  своему  совершенноотличается от объективного ощущения. В  экстравертной установке субъективнаясторона  ощущения,  поскольку  речь  идет  о  сознательном  применении  его,задержана или вытеснена. Точно  так же ощущение, как иррациональная функция,оказывается сравнительно вытесненным,  когда первенство принадлежит мышлениюили чувству, то есть оно сознательно функционирует лишь в  той мере, в какойсознательная,  рассуждающая  установка   позволяет   случайным   восприятиямпревращаться  в  содержания  сознания,  иными   словами,  поскольку  она  ихреализует.   Конечно,  функция  чувственного   восприятия  sensu  strictioriабсолютна;   так,   например,   все   видится   и  слышится,  поскольку  этофизиологически возможно,  однако  не  все доходит  до того порога,  которогоперцепция  должна  достигнуть для того, чтобы  она была апперцепирована. Этоизменяется, когда примат не принадлежит никакой иной  функции, кроме  самогоощущения. В этом случае ничего не исключается и  не вытесняется при ощущенииобъекта (за исключением субъективной стороны, как уже указано выше).     Ощущение определяется  преимущественно  объектом, и те объекты, которыевызывают  наиболее  сильное  ощущение,  являются  решающими  для  психологиииндивида.    Вследствие   этого   возникает   ярко   выраженная   сенсуозная(чувственная)  связанность с  субъектом.  Поэтому  ощущение  есть  жизненнаяфункция, наделенная самым  сильным  жизненным влечением.  Поскольку  объектывызывают ощущения, они считаются  значимыми и, насколько это вообще возможнопри  посредстве ощущении, они всецело воспринимаются в  сознание, независимоот того,  подходящи они с точки зрения разумного суждения или нет. Критериемих  ценности является  единственно та сила ощущения,  которая обусловлена ихобъективными свойствами. Вследствие этого все объективные процессы  вступаютв  сознание,  поскольку они вообще вызывают ощущения. Однако в экстравертнойустановке только конкретные, чувственно  воспринимаемые объекты или процессывызывают ощущения, и притом исключительно такие, которые каждый повсюду и вовсе времена ощутил бы в качестве конкретных. Поэтому индивид ориентирован почисто  чувственной фактической  данности. Функции, слагающие суждения, стоятниже  конкретного   факта   ощущения  и   поэтому   имеют   свойства   менеедифференцированных функций,  то  есть отличаются  известной негативностью  синфантильно-архаическими чертами. Естественно, что  вытеснение сильнее всегопоражает  ту  функцию,  которая противоположна ощущению,  а  именно  функциюбессознательного восприятия - интуицию.      7. Экстравертный ощущающий тип      Нет такого человеческого типа, который  мог бы  сравниться в реализме сэкстравертным  ощущающим типом.  Его объективное чувство  факта  чрезвычайноразвито. Он в течение  жизни накапливает реальные наблюдения  над конкретнымобъектом,  и чем ярче он  выражен, тем меньше  он пользуется своим опытом. Внекоторых случаях его переживание вообще не становится тем, что  заслуживалобы названия  опыта.  То,  что  он  ощущает,  служит  ему в  лучшем  случаепроводником, ведущим его к  новым ощущениям, и все новое,  что входит в кругего интересов,  приобретено  на пути ощущения и  должно  служить этой  цели.Таких людей будут хвалить  как разумных, поскольку люди склонны считать ярковыраженное чувство чистого факта за нечто очень разумное. В действительностиже  такие  люди  отнюдь  не  очень  разумны,  ибо  они  подвержены  ощущениюиррациональной случайности совершенно так  же,  как и ощущению рациональногосвершения. Такой  тип -  тут, по-видимому,  речь  часто  идет  о мужчинах, -конечно, не предполагает, что он подвержен ощущению. Напротив, он встретиттакое выражение насмешливой  улыбкой,  как совсем  не уместное, ибо для негоощущение  есть конкретное  проявление жизни;  оно означает для него  полнотудействительной жизни. Его  желание направлено на конкретное наслаждение, также как и его моральность. Ибо истинное наслаждение иметь свою особую мораль,свою особую умеренность и закономерность, свою самоотрешенность и готовностьк жертве. Такой человек отнюдь не должен быть чувственным варваром; он можетдифференцировать свое ощущение  до высшей  эстетической чистоты, ни  разу неизменив  даже  в  самом  абстрактном ощущении  своему  принципу объективногоощущения. Книга Вульфена (Wulfen) Руководство к беззастенчивому наслаждениюжизнью /90/ является неприкрашенной исповедью такого типа. Под таким  угломзрения эта книга кажется мне заслуживающей прочтения.     На  более  низкой  ступени  этот   тип  является   человеком  осязаемойдействительности, без склонности к рефлексии и без властолюбивых  намерений.Его  постоянный  мотив  в  том,  чтобы  ощущать  объект,  иметь  чувственныевпечатления  и   по  возможности  наслаждаться.  Это  человек,  не  лишенныйлюбезности;  напротив,  он  часто  отличается отрадной и  живой способностьюнаслаждаться;  по  временам  он  бывает  веселым  собутыльником,  иногда  онвыступает  как  обладающий  вкусом  эстет.  В первом случае великие проблемыжизни  зависят от  более  или  менее  вкусного  обеда, во втором  случае  онобладает хорошим вкусом. Если он  ощущает, то этим все существенное для негосказано  и исполнено.  Для  него ничего не может быть  выше  конкретности  идействительности; предложения, стоящие за  этим или выше  этого, допускаютсялишь  постольку, поскольку они усиливают ощущение. При этом совсем не  надо,чтобы они усиливали  ощущения в  приятном смысле,  ибо человек этого типа непростой сластолюбец, он только желает наиболее сильных ощущений, которые он,согласно с  его природой,  всегда должен получать извне.  То,  что  приходитизнутри,  кажется  ему   болезненным  и  негодным.  Поскольку  он  мыслит  ичувствует, он всегда все сводит к  объективным  основам, то есть к влияниям,приходящим  от  объекта,  не останавливаясь  перед самым сильным  нажимом налогику.   Осязаемая  действительность  при  всех  обстоятельствах  дает  емувозможность свободно вздохнуть. В этом отношении он  отличается легковерием,превышающим всякое ожидание. Психогенный симптом он, не задумываясь, отнесетк  низкому   стоянию   барометра,   а   наличность  психического   конфликтапредставляется  ему,  напротив,  болезненной мечтой. Любовь  его  несомненноосновывается  на  чувственных  прелестях  объекта.  Поскольку  он  нормален,постольку    он    оказывается   замечательно   приноровленным   к    даннойдействительности,  -  замечательно  потому,  что это  всегда  заметно. Егоидеалом является фактическая данность, в этом отношении он полон внимания. Унего нет идейных идеалов, поэтому  у  него нет и  оснований сколько-нибудьчуждаться  фактической действительности.  Это  выражается  во  всех  внешнихпроявлениях. Он  одевается хорошо,  соответственно со своими  средствами,  унего хорошо  едят и пьют,  удобно сидят,  или по крайней мере дается понять,что  его  утонченный вкус  имеет основание  ставить  некоторые  требования кокружающей  среде.  Он  даже доказывает,  что  ради  стиля  безусловно стоитприносить некоторые жертвы.     Но чем больше ощущение преобладает, так что  ощущающий субъект исчезаетза  чувственным  впечатлением,  тем  неприятнее  становится  этот   тип.  Онпревращается  или  в  грубого  искателя наслаждений,  или в беззастенчивого,рафинированного  эстета.  Насколько необходимым  становится  для  него тогдаобъект, настолько же объект и обесценивается  как нечто существующее в  себесамом  и  через  себя  самого.  Объект  подвергается   вопиющему  насилию  ивыжиманию, ибо  он пользуется объектом вообще лишь как поводом для ощущений.Связанность  с   объектом   доводится  до   крайности.   Но   тем  самым   ибессознательное   лишается   компенсирующей   роли  и  вынуждается  к  явнойоппозиции. Прежде всего  заявляют о себе вытесненные  интуиции, и  притом  вформе  проекций  на  объект. Возникают самые причудливые предчувствия;  еслиречь идет о сексуальном объекте, то большую роль играют фантазии ревности, атакже и состояние страха.  В более тяжелых  случаях развиваются разного родафобии, и в особенности навязчивые симптомы. Патологические  содержания имеютзаслуживающий  внимания   характер  ирреальности,  нередко  с  моральной   ирелигиозной окраской. Нередко развивается хитрое крючкотворство, мелочная досмешного  мораль  и  примитивная,  суеверная и  магическая  религиозность,возвращающаяся  к диким ритуалам. Все  это возникает из  вытесненных,  менеедифференцированных  функций,  которые  в  таких  случаях  резко противостоятсознанию  и проявляются  тем  ярче  потому,  что  они,  по-видимому,  бываютоснованы   на   нелепейших  предположениях,  в  полной  противоположности  ссознательным чувством действительности. В этой, второй личности вся культурачувства  и мышления  оказывается извращенной  в  болезненную  примитивность;разум  становится  умничанием и расходуется на  мелочные различения;  моральоказывается   праздным   морализированием  и   явным  фарисейством;  религияпревращается  в  нелепое  суеверие;  интуиция, этот  высокий  дар  человека,вырождается в  личную причуду,  в обнюхивание  каждого угла  и,  вместо тогочтобы идти вширь, забирается в теснины слишком человеческой мелочности.     Специфически   навязчивый   (компульсивный)   характер    невротическихсимптомов  представляет  собой  бессознательное  восполнение  к сознательнойморальной непринужденности,  свойственной исключительно ощущающей установке,которая  с точки зрения  рационального суждения без выбора воспринимает  всепроисходящее. Если даже  отсутствие  предпосылок у ощущающего типа совсем неозначает абсолютной беззаконности или безграничности, то все же у этого типаотпадает   очень  существенное  ограничение,  исходящее  от   суждения.   Норациональное   суждение   есть   некое   сознательное  принуждение,  котороерациональный тип возлагает на себя добровольно. Это принуждение обрушиваетсяна человека ощущающего типа - из бессознательного. Кроме того, связанность собъектом у  рационального типа отнюдь не имеет столь  же большого значения -именно благодаря наличию суждения, - как то безусловное отношение, в которомощущающий  тип  стоит  к  объекту. Поэтому  когда  его  установка  достигаетненормальной односторонности, тогда ему грозит опасность подпасть под властьбессознательного в той же  мере, в какой  он сознательно привязан к объекту.Если однажды он заболевает неврозом, то его гораздо труднее  лечить разумнымспособом, ибо те функции,  к  которым обращается врач,  находятся  у  него вотносительно    недифференцированном   состоянии   и   поэтому   оказываютсямалонадежными  или  даже вовсе ненадежными.  Нередко приходится  производитьаффективные нажимы для того, чтобы заставить его осознать что-либо.      8. Интуиция      Интуиция,   как  функция   бессознательного   восприятия,   обращена  вэкстравертной установке всецело  на внешние  объекты. Так как интуиция есть,по  существу,   бессознательный  процесс,   то  сущность  ее   очень  труднопостигается  сознанием.  В сознании интуитивная функция представлена  в видеизвестной выжидательной установки,  известного  созерцания  и  всматривания,причем всегда только  последующий результат  может установить,  сколько быловсмотрено в объект и сколько  действительно было в нем заложено. Подобнотому  как ощущение,  если  оно  имеет примат, не  есть  только реактивный, вдальнейшем  безразличный  для  объекта процесс,  а, напротив, есть известнаяактивность, захватывающая  объект  и придающая ему форму, так  и интуиция неесть  только восприятие, только созерцание, но активный, творческий процесс,который столько же вносит в объект,  сколько извлекает из него. Подобно томукак он  бессознательно извлекает свое воззрение,  так он, бессознательно же,производит некое действие в объекте.     Первичная  функция  интуиции заключается, однако,  в  простой  передачеобразов или наглядных представлений об отношениях и обстоятельствах, которыес  помощью других функций или совсем недостижимы, или могут быть  достигнутылишь  на  далеких окольных путях.  Эти образы  имеют  ценность  определенныхпознаний, которые решающим образом влияют на деятельность, поскольку главныйвес   принадлежит  интуиции.  В  этом  случае   психическое   приспособлениеосновывается почти исключительно на интуиции. Мышление, чувство  и  ощущениеоказываются   сравнительно   вытесненными,   причем   больше   всего   этомуподвергается ощущение,  потому  что оно, в качестве сознательной чувственнойфункции,   более   всего   мешает   интуиции.   Ощущение  нарушает   чистое,непредвзятое,  наивное созерцание  назойливыми  чувственными  раздражениями,которые направляют  взор  на  физическую поверхность,  то  есть именно на тевещи, за  которые  интуиция  старается  проникнуть.  Так  как  интуиция  приэкстравертной  установке направляется преимущественно на объект, то  она,  всущности,  очень  приближается  к  ощущению,  ибо  выжидательная  установка,обращенная на внешние объекты, может  с почти столь же  большой вероятностьюпользоваться  и ощущением. Но  для  того чтобы интуиция могла осуществиться,ощущение должно быть в большей мере подавлено. Под ощущением я в этом случаеразумею простое и непосредственное чувственное ощущение как резко очерченнуюфизиологическую  и психическую данность. Это  надо с самого начала отчетливоустановить, ибо, если  я  спрошу интуитивного, по чему  он ориентируется, онначнет  говорить  мне  о  вещах,  которые  как  две  капли  воды  похожи  начувственные   ощущения.   Он  будет  даже   часто   пользоваться  выражениемощущение. И действительно, у него есть ощущения, но он ориентируется не посамим ощущениям; они являются для него лишь точкой опоры для созерцания. Онивыбраны им на основании бессознательной предпосылки. Главный вес принадлежитне  самому  физиологически  сильному  ощущению,  но  какому-нибудь  другому,которое значительно  повышается  в  своей ценности благодаря бессознательнойустановке интуитивного  человека.  От  этого  оно  получает,  при  известныхусловиях, главную ценность и его сознанию представляется так, будто оно естьчистое ощущение. Но фактически это не так.     Подобно  тому   как  ощущение  при  экстравертной  установке  стремитсядостигнуть самой  подлинной  фактичности,  потому что  лишь  этим вызываетсявидимость полной  жизни, так  интуиция стремится ухватить наибольшую полнотувозможностей, ибо  созерцание возможностей  наиболее удовлетворяет интуицию.Интуиция стремится к открытию возможностей в объективно данном,  поэтому онав  качестве  добавочной, подчиненной  функции  (именно когда  примат  ей  непринадлежит)  является  тем  вспомогательным  средством,  которое  действуетавтоматически, когда ни одна из  других функций не способна открыть выход изположения,  со всех  сторон загороженного. Если примат принадлежит интуиции,то все обыкновенные жизненные ситуации представляются так,  как если  бы онибыли  замкнутыми  пространствами,  которые интуиция  должна  отомкнуть.  Онапостоянно ищет исходов и новых возможностей  внешней жизни. Каждая жизненнаяситуация в самый краткий срок становится для  интуитивной установки тюрьмой,гнетущей цепью,  заставляющей  искать освобождения и  разрешения.  Временамиобъекты  представляются почти преувеличенно ценными, именно тогда,  когда импредстоит служить разрешению, освобождению, нахождению новой возможности. Ностоит им  сослужить свою службу в качестве новой ступени или моста, как они,по-видимому, лишаются  вообще всякой ценности  и  отбрасываются  в  качествеобременительного придатка. Факт имеет значение лишь постольку, поскольку  оноткрывает   новые   возможности,  уходящие   за  пределы   самого   факта  иосвобождающие от него индивида. Всплывающие возможности суть  принудительныемотивы, от которых интуиция не может уклониться и для  которых  она жертвуетвсем остальным.      9. Экстравертный интуитивный тип      Там, где преобладает интуиция, обнаруживается  своеобразная психология,которую  сразу можно узнать.  Так  как интуиция ориентируется по объекту, тозаметна сильная зависимость от внешних ситуаций, однако род этой зависимостивполне  отличается  от  зависимости  отличающего  типа. Интуитивный  человекникогда не находится там, где пребывают общепризнанные реальные ценности, новсегда  там,  где имеются возможности.  У  него тонкое чутье для  всего, чтозарождается и  имеет будущее. Он никогда не находится в условиях устойчивых,издавна  существующих и  хорошо  обоснованных,  имеющих  общепризнанную,  ноограниченную  ценность. Так как  он  всегда  находится  в поисках  за новымивозможностями, то в  устойчивых условиях он рискует задохнуться.  Правда, оночень интенсивно берется за новые объекты и пути, подчас даже с чрезвычайнымэнтузиазмом, но, как  только размер их установлен и  нельзя уже предвидеть вдальнейшем их  значительного развития, он тотчас же хладнокровно  бросает ихбез всякого пиетета и, по-видимому, даже не вспоминает  больше  о них.  Покасуществует какая-нибудь возможность, интуитивный прикован к ней как бы силойрока. Кажется,  как будто бы  вся его  жизнь растворяется  в новой ситуации.Создается впечатление  - и он  сам разделяет его,  - как будто он только чтодостиг поворота в своей жизни и как будто  он отныне не способен ни мыслить,ни чувствовать ничего другого. Как бы это ни было разумно и целесообразно  иесли бы даже всевозможные аргументы говорили в пользу устойчивости, ничто неудержит его от того, чтобы в один прекрасный день не усмотреть  тюрьму в тойсамой ситуации, которая казалась ему освобождением и спасением.  И сообразнос этим он и начинает  поступать  с нею. Ни  разум,  ни  чувство не могут егоудержать  или отпугнуть  от  новой возможности, даже  если она  иногда  идетвразрез  с его прежними убеждениями. Мышление и чувствование, эти неизбежныекомпоненты  убеждения, являются у него  менее дифференцированными функциями,которые не имеют решающего веса и поэтому не способны противопоставлять силеинтуиции  упорное  сопротивление.   И  все-таки  только  эти  функции  могутдейственно  компенсировать примат  интуиции,  давая  интуитивному  суждение,которого   он,   как   тип,  совершенно   лишен.   Мораль  интуитивного   неинтеллектуальна и не чувствительна; у нее своя собственная мораль, а  именноверность  своему  созерцанию и  добровольное подчинение его власти. Он  малосчитается  с  благополучием   окружающей  среды.  Физическое  благосостояниеокружающих, как и его собственное, не является  для него  веским аргументом.Столь же мало у него уважения к убеждениям и жизненным привычкам окружающих,так что  нередко его считают безнравственным и беззастенчивым  авантюристом.Так как  его  интуиция  занимается внешними  объектами  и  чутьем выискиваетвнешние возможности, то  он охотно берется  за такие профессии, где он можетразвить свои способности наиболее многосторонне. К  этому  типу  принадлежатмногие  биржевые дельцы, акулы  бизнеса, продюсеры, политики  и т. д. Этоттип  встречается,  по-видимому,  еще чаще среди  женщин, чем среди мужчин. Вэтом  случае  интуитивная  деятельность  обнаруживается  гораздо  меньше   впрофессиональной  сфере, чем  в  общественной  жизни.  Такие  женщины  умеютиспользовать  все  социальные  возможности,  умеют  завязывать  общественныесвязи, разыскивать  мужчин, располагающих различными возможностями, и все  стем, чтобы снова все бросить ради какой-нибудь новой возможности.     Без дальнейших  объяснений  понятно,  что такой тип  имеет чрезвычайноезначение  как в народном хозяйстве, так и в  строительстве культуры. Если  унего хорошие задатки, то  есть если установка его  не слишком эгоистична, тоон может оказать необыкновенные услуги в качестве инициатора или  по крайнеймере поборника  всяких начинаний. Он  естественный ходатай всякого, имеющегобудущность, меньшинства. Так как он (если он установлен не столько на  вещи,сколько  на  людей), предугадывая, постигает  в них известные  способности иполезности,  то он способен  так же  создавать людей. Никто не может лучшеего подбодрить  своих ближних или воодушевить их на новое дело, даже если онбросит его уже послезавтра.  Чем сильнее  его интуиция, тем  более  его  эгосливается с увиденной возможностью. Он оживляет ее, он выводит ее наглядно ис убеждающей теплотой, он, так сказать, воплощает ее. Это не актерство с егостороны, это его судьба.     Такая установка имеет и свои большие опасности, ибо интуитивный слишкомлегко растрачивает свою жизнь, ибо он оживляет людей и вещи и распространяетвокруг себя некую полноту жизни, которую, однако, проживает не он, а другие.Если бы он  мог остаться  у дела,  то пожал бы  и плоды своего труда; но емуслишком скоро приходится  мчаться за  новой  возможностью  и покидать  свои,только что засаженные поля, с которых другие соберут урожай.  В конце концовон  уходит   ни  с   чем.  Но  если  интуитивный  доходит  до  этого,  то  ибессознательное его восстает против него. Бессознательное интуитивного имеетнекоторое сходство с бессознательным ощущающего типа. Мышление и чувственныйпроцесс  сравнительно  вытеснены  у  него   и  образуют  в   бессознательноминфантильно-архаические мысли и чувства, которые можно сравнивать с таковымиже у  противоположного типа.  Они  проявляются  также  в  форме  интенсивныхпроекций и оказываются столь же нелепыми, как и проекции ощущающего типа; нотолько, как мне  кажется,  они лишены мистического  характера; в большинствеслучаев они касаются конкретных, квазиреальных вещей, как-то: сексуальность,финансовые  и  другие  предвосхищения,  например предчувствие  болезни.  Эторазличие  возникает,  по-видимому, из вытесненных  ощущений  реальности. Этипоследние  обычно  обнаруживаются также и в  том,  что интуитивный  внезапнопленяется  в высшей степени  неподходящей  женщиной, или  в  случае  женщинынеподходящим мужчиной, и притом вследствие того обстоятельства, что эти лицазатронули   в  нем/ней  архаическую   сферу  ощущений.  Из  этого  вырастаетбессознательная   навязчивая  прикрепленность  к  объекту,   отличающаяся  вбольшинстве  случаев  несомненной  безнадежностью. Такой случай является ужесимптомом  навязчивости,  тоже безусловно  характерным  для этого  типа.  Онпретендует на такую  же свободу и несвязанность, как и ощущающий тип, ибо онподвергает  свои  решения  не  рациональному  суждению,  а  исключительно  иединственно  восприятию  случайных  возможностей.  Он  освобождает  себя  отограничений, идущих от разума,  и  поэтому  в  неврозе  подпадает под властьбессознательного   принуждения,   умничанья,  педантического  резонерства  инавязчивой  привязанности  к ощущению объекта. Сознательно он  обращается  сощущением  и   с  ощущаемым  объектом   свысока,  с  чувством   собственногопревосходства и беззастенчиво. Не то чтобы  он считал себя  беззастенчивым ивышестоящим, но  он просто  не видит  объекта, который все  могут  видеть, ипроходит мимо него,  подобно ощущающему  типу; но только  последний не видитдуши   объекта.  За  это  объект  впоследствии   мстит,  и  притом  в  формеипохондрических  навязчивых  идей,  фобий и  всевозможных  нелепых  телесныхощущений.      10. Общий обзор экстравертных иррациональных типов      Я обозначаю оба очерченных типа как иррациональные на том уже указанномосновании,  что  они  основывают  весь свой образ  действия  не на  сужденииразума, а  на абсолютной силе восприятия.  Их  восприятие просто обращено нато, что происходит  и что не подлежит выбору  на основании  суждения. В этомотношении  два последних  типа  имеют значительное  превосходство над  двумяпервыми  типами  -  типами суждения. Объективно  происходящее  закономерно ислучайно. Поскольку  оно закономерно - оно  доступно  разуму;  поскольку онослучайно -  оно разуму недоступно.  Можно было  бы  сказать  и  наоборот:  впроисходящем  мы называем закономерным то, что представляется таковым нашемуразуму,  и случайным то, в чем  мы не можем открыть закономерности. Постулатуниверсальной  закономерности остается постулатом только  нашего разума,  ноотнюдь не является постулатом  наших функций восприятия. Так как они  совсемне  основываются  на  принципе  разума и его постулата,  то  они по существусвоему иррациональны. Поэтому я и  обозначаю типы восприятия по  их существукак иррациональные. Но было бы совершенно неверно в силу этого истолковыватьэти типы как неразумные,  потому что они ставят суждение  ниже восприятия.Они  просто в высокой  степени эмпиричны; они  основываются исключительно наопыте, и даже столь исключительно, что в большинстве случаев их суждение  неможет  поспевать  за  опытом.  Однако,  несмотря на  это,  функции  суждениясуществуют,   но   только   они   большей   частью   влачат  бессознательноесуществование.  Поскольку бессознательное, несмотря на  свою оторванность отсознательного  субъекта,  все-таки  снова проявляется, постольку  и в  жизнииррациональных  типов замечаются  ярко выраженные суждения и акты  выбора  вформе   явного   умничанья,   бессердечных   рассуждений   и,   по-видимому,преднамеренного выбора среди  людей и ситуаций. Эти черты имеют инфантильныйили  же  примитивный  отпечаток;  иногда  они  замечательно  наивны,  иногдабеззастенчивы, резки и насильственны. Человеку, установленному рациональным,легко могло бы  показаться,  что  эти  люди,  по  их  настоящему  характеру,рационалистичны и преднамеренны в дурном смысле слова. Однако такое суждениебыло   бы  применимо  только  к  их  бессознательному,  а  отнюдь  не  к  ихсознательной   психологии,  которая  всецело  установлена  на  восприятие  иблагодаря   своему   иррациональному   существу  совершенно  недоступна  дляразумного суждения. Рационально установленному человеку может в конце концовпоказаться, что такое накопление случайностей вообще не заслуживает названияпсихологии. За такое  обесценивающее суждение иррациональный платит той жемонетой:  он  смотрит на рационалиста  как на что-то полуживое, единственнаяжизненная цель которого  состоит в  том, чтобы налагать цепи  разума на  всеживое  и душить его  за горло суждениями. Это, конечно, резкие крайности, ноони встречаются.     Суждение  рационалиста легко  могло  бы  изобразить иррационального какрационалиста второго сорта, именно  если его понимать на основании того, чтос ним происходит. Дело в том, что с ним происходит не случайное, - в этом онмастер;   разумное   суждение   и   разумное  намерение  -  вот  на  что  оннаталкивается. Для  рационального это факт  почти непостижимый, немыслимостькоторого  может  сравниться  лишь  с  удивлением  иррационального  человека,нашедшего кого-нибудь, кто ставит идеи разума выше живого и  действительногопроисшествия. Нечто подобное кажется ему почти  невероятным.  Обычно  бываетуже   совершенно   безнадежным,   если   попытаться   поднести   ему   нечтопринципиальное  в этом направлении, ибо рациональное объяснение настолько женезнакомо  ему   и   даже   противно,  насколько  немыслимо  показалось   бырационалисту заключить контракт без обмена мнениями и обязательства.     Этот  пункт  приводит  меня  к  проблеме  психических  отношений  междупредставителями   разных   типов.  Психическое   отношение   обозначается  всовременной  психиатрии  термином  раппорт,  заимствованным  у французскойгипнотической  школы. Раппорт состоит  прежде всего в  чувстве существующегосогласия,  несмотря  на  признанное различие.  Даже  признание  существующихразличий, если только оно обоюдное, есть уже раппорт, чувство согласия. Еслимы при случае осознаем  это чувство в более высокой мере, то мы откроем, чтоэто не просто чувство, не поддающееся в своих свойствах дальнейшему анализу,но  также  и  постижение,  или   содержание,  познания,   передающее  пунктысоглашения  в  мыслительной  форме. Это рациональное  изображение  применимоисключительно  к рационалисту,  а отнюдь не  к иррациональному человеку, ибоего раппорт основан  вовсе не на суждении, а на параллельности свершающегосяи живых происшествий вообще. Его чувство согласия есть совместное восприятиекакого-нибудь  ощущения или интуиции. Рациональный сказал бы,  что раппорт сиррациональным основан  на  чистой  случайности; если  случайно  объективныеситуации  согласуются  между  собой,  тогда  и  осуществляется  нечто  вродечеловеческого  отношения, но никто не  знает, каково будет значение и каковадлительность этого отношения. Для рационалиста часто бывает прямо мучительнамысль,  что  отношение  длится  как  раз  лишь  до  тех  пор,  пока  внешниеобстоятельства случайно допускают такую совместность. Это представляется емуне  особенно человечным,  тогда  как иррациональный  именно  в  этом  случаеусматривает  особенно  красивую человечность. Результатом этого является то,что они  смотрят друг на  друга как  на  людей, лишенных  отношений, как  налюдей,   на  которых  нельзя  положиться  и  с  которыми  совсем  невозможнопо-настоящему ужиться. Однако к такому результату  можно  прийти лишь тогда,если сознательно попытаться отдать себе отчет в своих отношениях к ближнему.Но такая  психологическая  добросовестность не  очень  обыкновенна,  поэтомучасто оказывается,  что, несмотря на  абсолютное различие  в точках  зрения,все-таки устанавливается  нечто  вроде  раппорта,  и  притом  таким образом:первый, с молчаливой  проекцией,  предполагает,  что  второй  в существенныхпунктах   имеет  такое   же  мнение;  а  второй  предчувствует  или  ощущаетобъективную общность, о которой, однако, первый сознательно и  представленияне имеет и наличность которой он тотчас же начал бы отрицать, совершенно также как второму никогда и в  голову  не могло бы  прийти,  что его  отношениепокоится  на общности мнений. Такой раппорт  является  наиболее  частым;  оноснован    на   проекции,   которая   впоследствии   становится   источникомнедоразумений.     Психическое отношение в экстравертной установке  регулируется всегда пообъективным  факторам, по внешним  условиям.  То, что  человек есть  внутри,никогда  не  имеет  решающего   значения.  Для  нашей  современной  культурыэкстравертная  установка  по  отношению  к проблеме  человеческих  отношенийявляется  принципиально  руководящей;  встречается, конечно, и  интровертныйпринцип,  но  его значение  является  исключением и  апеллирует к терпимостисовременного поколения.Оглавление

Запись в СПб по тел: или по скайпу:

Понравилась статья? Поделись ею с друзьями и поддержи автора!

• Вконтакте
• Facebook

Хочешь узнавать больше? Получай новые статьи в час публикации