Глава IX. Проблема типов в биографике
Можно почти ожидать, что и область биографики внесет свой вклад впроблему психологических типов. Благодаря естественно-научной методикетакого ученого, как Вильгельм Оствальд [/89/ Вильгельм Оствальд (1853 -1932) - немецкий химик и философ; член-корр. Петербургской академии наук (с1896 года); лауреат Нобелевской премии по химии (1909).], сопоставившего рядбиографий выдающихся естествоиспытателей, обнаружилась типичнаяпсихологическая противоположность, которую Оствальд характеризует как типклассический и тип романтический. /89- S.44/ Тогда как первый тип, -говорит Оствальд, - отличается всесторонним совершенствованием каждогоотдельного дела, но в то же время замкнутым характером и слабым личнымвлиянием на окружающую обстановку, романтик обращает на себя вниманиепротивоположными свойствами. Ему свойственно не столько совершенствованиеединичной работы, сколько разнообразие и замечательная оригинальностьмногочисленных, быстро следующих один за другим трудов, а на своихсовременников он имеет обыкновенно непосредственное и сильное влияние. Инадо подчеркнуть, что быстрота умственной реакции является решающимпризнаком в вопросе о том, принадлежит ли исследователь к тому или другомутипу. Исследователи с большой быстротой реакции суть романтики,исследователи же с небольшой быстротой - суть классики. /89- S.44 f/ Классик отличается медленным процессом творчества и создает нередкосамые зрелые плоды своего духа - лишь сравнительно поздно. /89- S.89/ ПоОствальду, наличным признаком классического типа всегда являетсябезусловная потребность стоять пред общественностью свободными от ошибок./89- S.94/ Классическому типу в виде возмещения за недостаточное личноевлияние предоставлена тем большая возможность влиять своими сочинениями./89- S.100/ Правда, этому влиянию, по-видимому, тоже поставлены пределы, как на тоуказывает приведенный Оствальдом случай из биографии Гельмгольца: по поводуматематических исследований Гельмгольца о влиянии индуктивных токовДюбуа-Реймон пишет исследователю: Ты должен - не в обиду тебе будет сказано- гораздо больше заботиться о том, чтобы отвлечься от своей собственнойточки зрения в науке и ставить себя на точку зрения тех, которые еще незнают, о чем идет речь и что ты хочешь им разъяснить. На это Гельмгольцответил: Что касается изложения в этой статье, то именно в данном случаеоно стоило мне большого труда, и наконец мне показалось, что я могу быть имдоволен. По этому поводу Оствальд замечает: В вопрос о читателе он вовсене входит, ибо по характеру классика он пишет для себя самого, то есть так,что изложение кажется безупречным ему, а не другим. Характерно то, чтоДюбуа-Реймон пишет в том же письме Гельмгольцу: Я раза два прочел твоюстатью и резюме, что ты, собственно, делал и как ты это сделал. Наконец ясам открыл твой метод, и тогда только я понял мало-помалу твое изложение. Этот случай является весьма типичным событием в жизни классическоготипа, которому редко или никогда не удается воспламенить своей душойродственные души. /89- S.100/ Это показывает, что признанная за классикомспособность влиять своими сочинениями происходит, вероятно, главным образомоттого, что он в большинстве случаев влияет лишь посмертно, то есть послетого, как его ретроспективно открывают в его печатных трудах, как это было,например, с Робертом Майером. И его писания, по-видимому, очень часто лишеныубеждающего, воспламеняющего, непосредственно личного воздействия, ибописание есть в конце концов столь же личное выражение, как разговор илилекция. Поэтому влияние классика, переданное через посредство его сочинений,основано не столько на внешних, воодушевляющих свойствах его сочинений,сколько на том обстоятельстве, что его писания суть, в конце концов,единственное, остающееся после него, из чего впоследствии можно бываетреконструировать заслуги данного человека. Ибо, по-видимому, из описанияОствальда тоже вытекает тот факт, что классик редко сообщает, что он делаети как он это делает, но сообщает лишь то, чего он достиг, не считаясь с тем,что его читатели понятия не имеют о его путях. По-видимому, для классикапуть, характер и способ его творчества имеют меньшее значение, ибо все этотеснейшим образом связано с его личностью, которую он оставляет на заднемплане. Оствальд сравнивает оба свои типа с четырьмя темпераментами,установленными в древности /89- S.372/, и при этом в отношении той,свойственной им медленной и быстрой реакции, которая, по его мнению, имеетфундаментальное значение. Медленная реакция соответствует флегматическому имеланхолическому темпераменту, быстрая реакция - темпераментусангвиническому и холерическому. Он рассматривает сангвинический ифлегматический типы как нормальные средние типы, тогда как холерический имеланхолический типы представляются ему болезненными преувеличениямиосновных характеров. И в самом деле, просматривая биографии Гемфри Дэви (английский физик ихимик, 1778-1829) и Либиха (Юстус Либих, 1803-1873) - немецкий химик), содной стороны, и биографии Роберта Майера (1814-1878) и Майкла Фарадея (1791- 1867) - с другой, нетрудно признать, что первые являются одновременно ярковыраженными романтиками и сангвино-холериками, последние же, наоборот,столь же несомненными классиками, флегматиками и меланхоликами. Эторазмышление Оствальда представляется мне вполне убедительным, ибо весьмавероятно, что древнее деление на четыре темперамента построено по тому жеопытному принципу, на основании которого Оствальд построил свое деление наклассический и романтический типы. Четыре темперамента явно различаются сточки зрения эффективности, то есть в их проявляющихся наружу аффективныхреакциях. Но с психологической точки зрения такая классификацияповерхностна; она судит исключительно по внешнему проявлению. Согласно этомудревнему делению, человек, который по внешности держится спокойно и необращает на себя внимания, имеет флегматический темперамент. Его считаютфлегматичным и поэтому записывают в ряды флегматиков. В действительностиже может быть так, что он все, что угодно, только не флегматик; напротив,может быть, это чувствительная и даже страстная натура, у которой эмоциивсецело обращены внутрь и сильнейшее внутреннее волнение выражается ввеличайшем спокойствии. Концепция типов, выдвинутая Джорданом, считается сэтим фактом. Она судит не по поверхностному впечатлению, но основывается наболее глубоком понимании человеческой природы. Напротив, основнойотличительный признак, выдвигаемый Оствальдом, покоится, подобно древнемуразделению темпераментов, на внешнем впечатлении. Его романтический типотличается быстрой, проявляющейся вовне реакцией. Классический типреагирует, быть может, столь же быстро, но только вовнутрь. Просматривая биографии, написанные Оствальдом, мы сразу видим, чторомантический тип соответствует экстраверту, а классический -интроверту. Гемфри Дэви и Либих являют образцовые примеры экстравертноготипа, тогда как Роберт Майер и Фарадей - интровертного. Реакция вовнехарактерна для экстравертного, подобно тому как реакция вовнутрь - дляинтровертного типа. Экстравертный не имеет особых затруднений в проявлениисвоей личности; он почти непроизвольно заставляет считаться со своимприсутствием, потому что он всей своей природой стремится к тому, чтобыперенести себя на объект. Он легко расходует себя во внешней среде, и притомпо необходимости в форме доступной и поэтому приемлемой для окружающих.Обыкновенно форма бывает приятна, но если даже она и не приятна, то вовсяком случае понятна. Ибо в самую сущность быстрого реагирования ипроявления вовне входит то, что на объект переносится не только ценное, но ине ценное, не только привлекательные, но и отталкивающие мысли и аффекты.Вследствие быстрого проявления и перенесения содержания оказываются малопереработанными и поэтому легко понятными; уже благодаря чисто временномунанизыванию непосредственных выражений, развертывается постепенный рядобразов, ясно показывающих публике пройденную дорогу и тот способ, какимисследователь достигает своего результата. Напротив, интроверт, который сначала реагирует только вовнутрь, пообщему правилу не выявляет своих реакций наружу (за исключением аффективныхвзрывов!). Он замалчивает свои реакции, которые, однако, могут быть столь жебыстры, как и у экстраверта. Поэтому они не проявляются наружу, и потомуинтроверт легко производит впечатление медлительности. Так какнепосредственная реакция всегда имеет сильную личную окрашенность, тоэкстраверт и не может иначе, как предоставлять своей личности проявляться.Напротив, интроверт скрывает свою личность, замалчивая свои непосредственныереакции. Он стремится не к эмпатии, не к перенесению своих содержаний наобъект, а к абстрагированию от объекта. Поэтому он предпочитает вместо того,чтобы непосредственно проявлять свои реакции вовне, долго перерабатывать ихвнутри, с тем чтобы потом выступить с готовым результатом. Он стремится ктому, чтобы по возможности освободить свой результат от всего личного ипредставить его ясно отличенным от всякого личного отношения. Поэтому егосодержания вступают во внешний мир в возможно абстрагированной иобезличенной форме как результаты долгой внутренней работы. Но именновследствие этого они становятся труднопонятными, потому что публика не имеетникакого понятия о тех предварительных ступенях и о том способе, при помощикоторого исследователь достиг своих результатов. Но у публики нет и личногоотношения, потому что интроверт умалчивает о себе и тем скрывает от нее своюличность. А между тем именно личные отношения очень часто дают возможностьпонимания там, где интеллектуальное постижение оказывается несостоятельным.Это обстоятельство всегда следует заботливо иметь в виду, когда приходитсясудить о развитии интроверта. Обычно люди плохо осведомлены относительноинтроверта, ибо его нельзя видеть. Так как он не может непосредственнореагировать вовне, то и личность его не обнаруживается. Поэтому его жизньвсегда дает публике простор для фантастических толкований и проекций, еслион вообще когда-нибудь, например благодаря своим трудам, становитсяпредметом общего, интереса. Поэтому когда Оствальд говорит, что ранняя духовная зрелость характернадля романтика, то мы должны к этому добавить, что именно романтикобнаруживает свою раннюю зрелость, тогда как классик может обладать столь жеранней зрелостью, но скрывает в себе свои плоды, и притом не намеренно, а понеспособности обнаружить их непосредственно. Вследствие недостаточнодифференцированного чувства, интроверту очень долго еще присуща известнаянеловкость, настоящий инфантилизм в личном отношении, то есть в томэлементе, который англичане называют personality. Его личные проявления дотого неуверенны и неопределенны и сам он в этом отношении так чувствителен,что он может решиться показать себя окружающим лишь с таким произведением,которое кажется ему совершенным. Кроме того, он предпочитает, чтобы егопроизведение говорило за него, вместо того чтобы лично выступать в защитусвоего труда. Конечно, вследствие такой установки он так поздно появляетсяна мировой сцене, что его легко можно назвать человеком с запоздалойдуховной зрелостью. Однако такое поверхностное суждение совершенно упускаетиз виду то обстоятельство, что в человеке, по-видимому рано созревшем ивовне дифференцированном, инфантилизм просто остается внутри, в егоотношении к его внутреннему миру. В жизни человека с ранней зрелостью этотфакт обнаруживается лишь позднее, например в форме моральной незрелости или,как это очень часто бывает, в поразительном инфантилизме мышления. Оствальдверно замечает, что обычно романтик имеет более благоприятные возможностиразвития и расцвета, чем классик. Именно он открыто и убедительно выступаетперед публикой и непосредственно проявляет свое личное значение во внешнихреакциях. Благодаря этому у него быстро устанавливается множество ценныхотношений, оплодотворяющих его работу и благоприятствующих ее развитию вширину. /89- S.377/ Напротив, классик остается скрытым; недостаток личныхотношений ограничивает расширение сферы его деятельности, но от этогодеятельность его выигрывает в смысле глубины, а плоды его труда - в смыследлительного значения. Вдохновение присуще обоим типам; однако у экстравертного от избыткачувств уста глаголят, тогда как интровертному вдохновение смыкает уста.Поэтому он не зажигает вдохновения и в окружающей его среде, и потому он неимеет и круга единомыслящих сотрудников. Если бы даже у него была охота ижажда сообщения, то лаконизм его выражений и обусловленное этим удивленноенепонимание его со стороны публики отпугнуло бы его от дальнейших сообщений,ибо очень часто никто и не ожидает от него, чтобы он имел сообщитьчто-нибудь в каком-нибудь отношении необыкновенное. Его выражения, еголичность представляются обыкновенными для поверхностного суждения, тогда какромантик нередко с самого начала кажется уже интересным и обладаетискусством подчеркивать еще это впечатление как дозволенными, так инедозволенными средствами. Эта дифференцированная способность выражатьсяявляется подходящим фоном для значительных мыслей и, идя навстречунедостаточному пониманию публики, помогает автору перескочить через пробелыего мышления. Поэтому Оствальд, отмечая успешную и блестящуюпреподавательскую деятельность романтика, устанавливает нечто совершенноверное для этого типа. Романтик эмпатирует своим ученикам и поэтому находитподходящее для каждого данного момента слово. Наоборот, классик пребывает всвоих мыслях и проблемах и потому совершенно не замечает затруднений впонимании ученика. О классике Гельмгольце Оствальд говорит /89- S.374/:Несмотря на его колоссальные познания, на его огромный опыт и на еготворческий дух, он никогда не был хорошим учителем: он реагировал немгновенно, а только через некоторое время. Если ученик предлагал емукакой-нибудь вопрос в лаборатории, то он обещал подумать об этом идействительно приносил ответ через несколько дней. Но ответ оказывался стольдалеким от позиции ученика, что последний лишь в очень редких случаях могустановить связь между испытанным затруднением и той завершенной теориейобщей проблемы, которую ему преподносил учитель. Таким образом, не было нетолько мгновенной помощи, в которой главным образом и нуждался начинающий,но и руководства, непосредственно приспособленного к личности ученика,руководства, благодаря которому ученик, развиваясь мало-помалу, доходит отестественной вначале несамостоятельности до совершенного владения избраннойнаучной сферой. Все эти недостатки проистекают совершенно непосредственно изтого, что учитель не в состоянии немедленно реагировать на возникшуюпотребность в разъяснении, а нуждается для жданного и желанного воздействияв таком количестве времени, что из-за него погибает и самое воздействие. Объяснение Оствальда ссылкой на медленную реакцию у интроверта кажетсямне недостаточным. Нельзя доказать, что Гельмгольц отличался незначительнойбыстротой реакции. Но только он реагировал не во внешнем направлении, а вовнутреннем. Он не обладал эмпатией в отношении к ученику, и поэтому он непонимает, чего хочет ученик. Так как он всецело установлен на свои мысли, тоон реагирует не на личное желание ученика, а на мысли, возбужденные в немего вопросом, и притом так быстро и основательно, что он тотчас жепредчувствует дальнейшую связь, которую он, однако, не способен мгновеннообозреть и передать в абстрактной и выработанной форме, но это не потому,что он слишком медленно думает, а потому, что объективно невозможно охватитьмгновенно готовой формулой весь объем предчувствованной проблемы. Он,конечно, не замечает, что ученик и не подозревает об этой проблеме, ибо ондумает, что дело идет о проблеме, а не о в высшей степени простом для него инетрудном совете, который он мог бы дать тотчас же, если бы только он могуяснить себе, что именно в данный момент нужно ученику для успешногопродолжения занятий. Но, в качестве интроверта, он не постигает (неэмпатирует в) психологию другого, но устремлен вовнутрь, в свои собственныетеоретические проблемы, и нить, подхваченную учеником, он прослеживает,восходя к теоретической проблеме, прекрасно приспособляясь к проблеме, но нек тому, что в данный момент нужно ученику. Понятно, что такая своеобразнаяустановка интровертного преподавателя очень нецелесообразна в смыслепреподавания и так же неблагоприятна в смысле личного впечатления,производимого интровертом. Он вызывает впечатление медлительности,странности и даже ограниченности, и поэтому не только широкая публика, но итесный круг его коллег очень часто недооценивает его, и это длится до техпор, пока позднейшие исследователи не передумают, не переработают и непереведут его умственный труд. Математик Гаусс отличался таким нежеланием преподавать, что каждомуотдельному студенту, приходившему к нему записываться, он сообщал, что егокурс, вероятно, не состоится, для того чтобы таким образом освободиться отнеобходимости читать лекции. Оствальд метко замечает, что в преподавании длянего была мучительна необходимость излагать в лекции научные результаты безтого, чтобы сначала детально установить и выточить точный смысл терминов.Сообщать другим свои выводы без такой обработки могло возбуждать в нем такоечувство, как если бы он должен был показываться чужим людям в ночнойрубашке. /89- S.380/ Этим замечанием Оствальд касается очень существенногопункта, а именно упомянутого уже выше отвращения интровертного доводить досведения окружающих какие-нибудь иные сообщения, кроме совершенно безличных. Оствальд обращает внимание на то, что обычно романтику приходитсясравнительно рано заканчивать свое жизненное поприще вследствие чрезмерногоистощения. Оствальд склонен объяснять и этот факт повышенной быстротойреакции. Но так как я держусь того мнения, что понятие быстроты умственныхреакций научно далеко еще не выяснено и что до сих пор отнюдь не доказано,да вряд ли когда-либо и можно доказать, что реакция вовне слагается быстрее,чем реакция вовнутрь, то мне кажется, что причиной преждевременногоистощения экстравертного исследователя является по существу именно егонаправленная вовне реакция. Он очень рано начинает печататься, быстроприобретает известность, вскоре развивает интенсивную публицистическую иакадемическую деятельность, поддерживает личные отношения с широким кругомдрузей и знакомых и, кроме того, принимает необычайно живое участие вразвитии своих учеников. Интровертный исследователь начинает печататьсяпозднее, его труды следуют друг за другом с большими промежутками, побольшей части они бывают выражены в более сжатой форме, повторений одной итой же темы не встречается, разве только если при этом может быть изложеночто-нибудь существенно новое; вследствие сжатого лаконизма его научныхсообщений, которые зачастую бывают лишены каких бы то ни было указаний напройденный путь или на обработанные материалы, его труды остаются непонятымии незамеченными, и сам исследователь остается неизвестным. Его отвращение кпреподаванию не побуждает его искать учеников, его малая известностьисключает отношения к широкому кругу знакомых, и поэтому он живет обычно нетолько по необходимости, но и по собственному выбору - в уединении, неподвергаясь опасности слишком израсходовать свои силы. Его реакция,устремленная внутрь, постоянно уводит его опять на тесно ограниченные путиисследовательской деятельности, которая сама по себе хотя и сопряжена сбольшим напряжением и при большой длительности тоже приводит к истощению,однако не требует добавочных затрат силы на знакомых и учеников. К тому жеследует, конечно, принять во внимание, что явный успех романтика являетсяживительным и освежающим фактором, которого классик очень часто бываетлишен, так что он бывает вынужден искать себе единственное удовлетворение взавершенности своего исследовательского труда. Поэтому мне кажется, чтосравнительно раннее истощение романтического гения происходит оттого, чтоего реакция направлена вовне, а не оттого, что его реакция слагаетсябыстрее. Свое деление на типы Оствальд не считает абсолютным в том смысле, чтокаждый исследователь без всяких оговорок мог бы быть изображен какпринадлежащий к тому или иному типу. Однако он придерживается того мнения,что именно совсем великие люди очень часто самым определенным образоммогут быть отнесены к той или другой конечной группе, тогда как средниелюди гораздо чаще занимают в отношении скорости реагирования среднееположение. /89- S.372/ Объединяя все вышесказанное, я бы хотел отметить, чтобиографии Оствальда содержат отчасти ценный материал для психологии типов иубедительно доказывают совпадение романтического типа с экстравертным, аклассического типа - с интровертным.Оглавление
A PHP Error was encountered
Severity: Warning
Message: Trying to access array offset on value of type bool
Filename: type_foreach/info-bottom-page-bookpages.php
Line Number: 38
A PHP Error was encountered
Severity: 8192
Message: preg_replace(): Passing null to parameter #3 ($subject) of type array|string is deprecated
Filename: type_foreach/info-bottom-page-bookpages.php
Line Number: 38
«Лики родительской любви»
Мы все не избежим печального конца