ДИАГНОСТИКА СЛЕДОВ АФФЕКТА

Проблема объективного познания чужого «я», чужих мыслей занима­ла уже несколько поколений психологов.

К разрешению ее современная наука благодаря развившимся объективным методам подошла теперь уже настолько близко, что в целом ряде случаев экспериментальная диагностика скрываемых личностью содержаний сознания перестает казаться невозможной, а методы такой диагностики не сегодня-завтра смогут войти в повседневную практику. Конечно, прежде всего в этом заинтересо­вана судебная и следственная практика.

Мы знаем, что каждое сильное аффективное состояние сопро­вождается глубокими нарушениями функций в организме челове­ка. (...) Аффект нарушает всю энергетику организма, а так как

' Текст состоит из фрагментов двух работ А. Р. Лурия: Сопряженная мотор­ная методика и ее применение в исследовании аффективных реакций. — В кн:

Проблемы современной психологии, т. 3. М., 1928, с. 46 и Психология в определении следов преступления. — Научное слово, 1928, № 3, с. 79—82, 85—92.

228

корни всякого аффективного состояния сосредоточены, конечно, в деятельности его нервной системы, дающей ответы и на внешние и внутренние раздражители, то ясно, что максимальные отклонения при аффекте наблюдаются именно в высших нервно-психических процессах: мышлении, скорости и правильности ответов организма, распределении и устойчивости его внимания, закреплении и сохране­нии его навыков и т. д.

Совершенно понятно, что психологи именно здесь старались-найти характеризующие аффект явления; ряд психиатров, работав­ших в школе Крепелина, и особенно ряд психологов школы Юнга установили, что аффект прежде всего нарушает нормальное течение ассоциаций, что при сильном аффекте ассоциации обычно резко задерживаются.

Преступление всегда связано с сильным аффектом, который у лиц, совершивших его впервые, принимает, естественно, очень острый характер. Трудно предположить, чтоб от этого аффекта преступления в психике совершившего его человека не осталось никаких следов. Наоборот, многое убеждает нас в том, что психи­ческие следы после каждого преступления остаются в весьма замет­ной форме. (...)

Опишем метод, применявшийся до сих пор исследователями для экспериментальной диагностики причастности к преступлению.

Задачи экспериментальной диагностики причастности сводятся к тому, чтобы уметь вызвать искомые аффективные следы и, с другой стороны, уметь их объективно проследить, зафиксировать.

Обе эти задачи осуществлялись в одном методе, который приобрел достаточное оправдание в диагностике аффективных следов, именно в методе ассоциативного эксперимента.

Метод этот состоит в том, что испытуемому предъявляется какое-нибудь слово, на которое он должен ответить первым словом, при­шедшим ему в голову.                 '

Эта как будто легкая задача на самом деле не оказывается простой. В обычных случаях, правда, испытуемый легко отвечает своим словом на предъявленное ему; это ответное слово всегда оказывается строго детерминированным (соответственно особым ассоциативным законам) и обычно отнюдь не обнаруживает случай­ного характера.

Дело резко меняется, когда мы предъявляем испытуемому слово, возбуждающее у него то или иное аффективное воспоми­нание, тот или иной аффективный комплекс. В этих случаях ассо­циативный процесс сильно тормозится; испытуемому или при­ходит в голову сразу много ответных слов, которые путают его обычный ход ассоциаций, или же ничего не приходит в голову, и он долго 'не может дать требуемой от него ассоциативной реакции. Когда же он эту реакцию все же дает, то самый поверхностный взгляд на нее часто обнаруживает ее своеобразную нарушенность:

она проходит с заметными признаками возбуждения, заминками, многословием, и самая ее форма нередко бывает более примитив­ной, чем обычно.

16—Зак. 1355

229

 Все это объясняется тем, что словесный раздражитель может провоцировать связанные с ним аффективные состояния, и эти аф­фективные моменты извращают дальнейших ход ассоциаций.

Если мы имеем перед собою преступника, аффективные следы которого мы хотим вскрыть с помощью этого метода, мы поступаем следующим образом.

Подробнейшим образом изучив по материалам следствия ситуа­цию преступления, мы выбираем из нее те детали, которые, по нашему мнению, достаточно тесно с ней связаны и вместе с тем пробуждают аффективные следы только у причастного к преступлению, оставаясь для непричастного совершенно безразличными словами. (...)

Когда группа Таких критических слов разработана, мы составляем список других, совершенно обычных, не имеющих отношения к преступлению, по всей вероятности индифферентных слов, числом значительно больше, чем число критических, и распределяем эти критические слова по отдельности между индифферентными.

Предъявляя сидящему перед нами испытуемому одно за другим слова из составленного нами списка в качестве слов-раздражителей, мы просим его каждый раз отвечать любым первым пришедшим ему в голову словом; мы записываем данный им ответ и регистрируем в десятых (или сотых) долях секунды время, затраченное на этот ассоциативный процесс. В обычных случаях мы получаем уже описан­ную нами картину: при предъявлении критических раздражителей ассоциативный процесс резко тормозится и самый ответ носит следы аффективной дезорганизации.

Иллюстрируем сказанное примером:

Испытуемый Ц-в обвиняется в том, что он украл из окна вентилятор, вы­ломав решетку. Накануне кражи подозреваемого видели вместе с каким-то челове­ком около этого окна, причем он якобы рассматривал вентилятор. Испытуемый отрицает свою причастность.

В число слов-раздражителей включаются следующие, входящие в ситуацию преступления слова: деньги, вентилятор, окно, сосед, ломать, инстру­мент.

Несколько примерных выдержек из протокола опыта показывают нам, как протекают реакции на эти слова.

15. Праздник—2,2—идет.

16. Звонить — 2,4 — телефон.

17. Ложка — 2,0 — лежит.

18. Красный — 3,4 — командир.

19. Деньги — 4,2 — серебряные.

21. Булка—2,2—пшеничная.

22. Земля — 1,4 — черная.

26. Вентилятор — 5,0 — не знаю.

27. Фуражка -— 3,6 — черная.

28. Окно— 4,2 — большое.

29. Доска — 3,2 — деревянная.

32. Сосед— 9,2 — как?... сосед?... забыл соседей-то?...

33. Ломать — 25,0 — ломать?... чего ломать-то?

41. Рыба —2,8— живет.

230

42. Снег — 2,5 — идет.

43 Пьяный ~ 3,4 - бежит.

44. Инструмент — 20,0* — инструмент... не знаю...

инструмент. . как уже это сказать не знаю... инструмент...

стоит!..

Мы видим, что реакции на раздражители, относящиеся к пре­ступлению, не только протекают с резким замедлением, но и характе­ризуются иногда заметными нарушениями и самого процесса речевой реакции (№ 26, 32, 33, 44).

С помощью только что описанного метода ассоциативного экспе­римента работало большинство западноевропейских психологов, ставивших себе задачей экспериментальное изучение оставшихся в психике аффективных следов (Wertheimer, Gross, Jung, Heilbronner, Schnitzler, Ph. Stein, Ritterhaus).

При всх достоинствах этого метода он, однако, имеет и некото­рые недостатки, которые современная наука вполне в силах устранить.

Прежде всего, чистый ассоциативный эксперимент учитывает только состояние высшей ассоциативной деятельности, в то время как аффективные следы могут отражаться и на периферической деятельности, моторной сфере и др.

С другой стороны, и это гораздо важнее, простой ассоциатив­ный эксперимент может установить лишь конечный, выявивший­ся этап ассоциативного процесса — слово-реакцию; что же делает­ся в том- периоде, в течение которого испытуемый молчит и еще не дает нам ответа, каковы механизмы, которыми испытуемый до­ходит до ответа, насколько этот процесс является напряженным, аффективно возбужденным — все это выпадает из возмож­ностей простого ассоциативного эксперимента. Однако в нашем исследовании именно обнаружение этих механизмов и является весьма важным. (...)

, Поэтому естественно возникла мысль о том, что единственная возможность изучить механику внутренних «скрытых» процессов сводится к тому, чтобы соединить эти скрытые процессы с каким-нибудь одновременно протекающим рядом доступных для непосред­ственного наблюдения процессов поведения, в которых внутренние закономерности и coo r ношения находили бы себе отражение.

Изучая эти внешние, доступные отражению корреляты, мы име­ли бы возможность тем самым изучать недоступные нам непосред­ственно «внутренние» соотношения и механизмы.

В этом положении и заключаются основы сопряженной или отраженной методики. (...)

Для того чтобы выявить скрытые при ассоциативном процессе механизмы, мы связываем словесный ответ с нажимом руки, регист­рируемым очень точным способом. Оказывается, что состояние мотор­ной сферы очень точно отражает нервно-психическое состояние испытуемого и дает объективную характеристику структуры про­текающей реакции.

231

 Каждое колебание испытуемого, столкновение различно направ­ленных тенденций, возбуждение, задержка и вытеснение пришедшего в голову ответа — короче, все процессы, недоступные для непосредст­венного наблюдения, с достаточной резкостью отражаются именно на моторной сфере.

Именно изучение моторной сферы дает нам возможность поста­вить все исследование аффективных следов совершенно на новые рельсы, придать ему значительно большую степень объективности, чем это было до сих пор, и сильно расширить пределы доступных нашему эксперименту явлений.

Прежде всего мы получаем полную возможность объективно отличить нормальную, индифферентную реакцию (хотя бы и несколь­ко замедленную) от реакции аффективной, конфликтной, обнаружи­вающей следы некоторого возбуждения. Дело в том, что моторная реакция, сопряженная с нормальным ассоциативным процессом, протекает обычно совершенно правильно и представляет собою простой правильный нажим; моторика же аффективного процесса всегда дает нам признаки резкого возбуждения: кривая нажима ста­новится конфликтной, изломанной, покрытой резкими дрожатель­ными движениями. Наличие этих симптомов уже является доста­точным признаком аффективности реакции.

Рис. 1. дает нам пример моторики нормальной (А) и аффективно нарушенной (В) ассоциации. Как мы видим, индифферентная реак­ция «книга — 7,2 — белая» протекает у нашего испытуемого с некоторой замедленностью, вероятно, благодаря некоторой трудности этой ассоциации для малоразвитого испытуемого, но совершенно нормально: правая рука находится в спокойном положении и записы­вает ровную линию, в моменте же речевой реакции дает нормальный, правильный нажим  (BCD). Другая реакция этого же испы­туемого «полотенце — 7,3 — холстинное» протекает с такой же задержкой и внешне дает совершенно нормальную реак­цию. Однако по самой сути дела мы должны считать эту реак­цию критической и могли бы ожидать заметных нарушений:

дело в том, что испытуемый, о котором здесь идет речь, при-частен к убийству (совершенно­му за 5 дней до опыта), во вре­мя которого жертва сопротив­лялась и поранила ему руки. Чтобы остановить кровь, он должен был оторвать кусрк ви­севшего тут полотенца ^пере­вязать порезы; с этим, куском полотенца он и был задержан.

232

Рис. 1

Если мы теперь взглянем на сопряженную с этой реакцией мотор­ную кривую, которая указывает и на характер самого ассоциатив­ного процесса, мы увидим, насколько она принципиально отлича­ется от моторики нормальной, индифферентной реакции. Время, предшествующее речевому ответу (латентный период), здесь занято своеобразными дрожаниями, нарушенными по форме нажимами руки, отражающими своеобразный возбужденный характер соответ­ствующего ассоциативного процесса. Этот возбуждённый, конфликт­ный характер данного ассоциативного процесса будет вполне поня­тен нам, если мы вспомним, какие аффективные следы возбудило слово-раздражитель «полотенце»; в данном случае этот аффектив­ный характер реакции не проявляется в речевом ответе, но вполне проявляется в сопряженной моторной деятельности.

Изучение сопряженной моторной сферы открывает нам глаза на серьезность происходящих перед нами процессов и тогда, когда испытуемый просто не отвечает на данное ему слово-раздражитель.

Обычно мы считали такие отказы от реакций признаком резкой аффективности процесса; теперь мы можем говорить об этом с уве­ренностью.

Пример одной из реакций:

Испытуемый В-н обвиняется в убийстве из ревности. На данное ему слово «ревность» он в течение 30 не дает никакого ответа. Рис. 2 показывает, однако, что тотчас же после предъявления этого слова испытуемый впадает в состояние резкого возбуждения, что вы­ражается в резких дрожательных движениях правой руки и говорит о сильной аффективности для него этой реакции.

Изучение моторной сферы дает нам здесь возможность непосредст­венно судить о степени аффектив­ности самого ассоциативного процес­са, а, следовательно, и о том, на­сколько резкие аффективные следы возбуждаются в психике испытуемо­го данным словом-раздражителем.

Существенным недостатком простого ассоциативного эксперимента является то, что он объек­тивно не может сказать, является ли данная словесная реакция первой пришедшей в голову или же до нее были другие, задер­жанные, оттесненные звенья. В проблеме диагностики причастности ответ на такой вопрос является особенно важным.

Моторная методика дает нам и здесь некоторый выход из положе­ния. Оказывается, что задача «нажимать пальцем» одновременно с речевым ответом так закрепляется у испытуемого, что даже с при­шедшим в голову, хотя и невысказанным ответом связывается легкий моторный нажим. Именно благодаря этому уже наличие на линии моторики легкого нажима, затем заторможенного, с полной объективностью говорит нам о наличии скрытого, невыявлен-ного^а^социативного звена. Рис. 3 дает нам один из примеров такого проявления скрытых звеньев. Испытуемая М-ва причастна к убийству

233

Рис. 2

 

Рис. 3

и ограблению, во время которого был взломан комод, где участники преступления думали найти ценные вещи.

' Предъявив испытуемой слово «ломать», мы получили сильно задер. жанный ответ: «ломать — сделать надо» с признаками сильного речево­го возбуждения, причем мы с уверен­ностью можем предположить, что от­вет «сделать надо» подобран испы­туемой искусственно и отнюдь не яв­ляется первым, что пришло ей в голо­ву, но лишь прикрывает вытесненные и скрытые ассоциативные звенья. Анализ сопряженной моторной кривой подтверждает это предположение: уже вскоре после подачи раздражения испытуемая производит ясный нажим рукой, который является признаком того что какое-то ответное слово пришло ей в голову и что был налицо импульс им реагировать; этот импульс, однако, был заторможен (соответственно была заторможена и моторная попытка). Такой про­цесс повторился несколько раз и снова тормозился, пока испытуемая не нашла безразличной, не компрометирующей ее «прикрывающей» реакции.

Все эти случаи показывают нам, что с введением сопряженного ассоциативно-моторного метода перед нами открываются новые возможности: диагностика аффективных следов встает на путь значи­тельно большей точности и объективности; становится возмож­ным за выявленной словесной реакцией наблюдать лежащие в ее основе механизмы, оценивать степень напряженности, возбужден­ности, нарушенности, а следовательно и степень аффективности проходящего перед нами процесса.

Роджерс (Rogers) Карл (род. 8 января 1902), американский психолог, один из лидеров гуманистической психологии, создатель так называемой ненаправ­ленной, или «центрированной на клиен­те» психотерапии, при которой терапевт, вступая в глубоко личностный контакт с «клиентом», видит в нем не больного, но другую столь же полноценную лич­ность, способную ваять на себя ответст­венность за решение собственных про­блем путем активизации творческого начала своего «Я». В 1940—63 — про­фессор университетов Огайо, Чикаго и Висконсина. С  1964 — директор Центра по изучению личности в Ла-Джолла (Калифорния). В своей теории личности Роджерс различает две систе­мы регуляции поведения: организм, стремящийся сохранить и усилить себя, и «Я» личности — особую область

в поле опыта индивида, складываю­щуюся из системы восприятии и оценок личностью своих черт и отношений к миру. При жесткой структуре «Я» несогласующийея с ней опыт воспри­нимается как угроза личности и при своем осознании либо подвергается искажению, либо отрицается. Цель ненаправленной психотерапии — так перестроить структуру «Я» личности, чтобы она стала гибкой, открытой по отношению ко всему опыту. Сочинения: Client-centered thera-ry. Boston, 1951; Psychotherapy and personality change (с соавт.). Chicago, 1954; On becoming a person. Constable,' 1964, On personal power. Boston, 1977 _ Литература: Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском ' возрасте. М. 1968.

К. Роджерс

Оглавление