ТРЕВОЖНО-ЗАСТРЕВАЮЩИЕ ЛИЧНОСТИ

Интересна комбинация личности с преобладанием тревожности и личности застревающей, жаждущей самоутверждения. При этом неизбежно возникает дисгармония личности.

С такой комбинацией мы встречаемся у Йогана из повести «Сын служанки» Стриндберга. В соответствии с подзаголовком этого произведения «История развития одной души», здесь много сообщается о душевных переживаниях некоего человека, который во многом напоминает самого Стриндберга, так как перед нами фактически его автобиография.

Начиная с детского возраста Йоган все время объят страхом:

На третьем этаже доходного дома формировалось как самосознание, так и сознание обязанностей у сына продавца и служанки. Первыми его ощущениями, как „он вспоминает позднее, были страх и голод. Он боялся темноты, побоев, боялся сделать что-нибудь не так. Он боялся упасть, задеть за что-нибудь и стоять кому-нибудь на пути. Он боялся кулаков братьев, наказаний горничных, брани бабушки, розги матери и палки отца. Он дрожал перед денщиком генерала, стоявшим в островерхой каске и с саблей на боку в воротах, и перед дворником, играя у мусорного ящика. Он боялся и советника юстиции, т. к. это был домохозяин. Над ним находились более сильные люди, с привилегиями, начиная от возрастных привилегий братьев, власти отца, как всемогущего судьи, но все же еще выше этого судьи стоял дворник, трясший его за чуб и грозивший хозяином.

Из-за постоянного страха школа стала для Йогана постоянным мучением.

Он считал первые годы ученья в школе не школой жизни, а школой ада. Учителя, казалось, только для того и существовали, чтобы терзать учеников, а не воспитывать их; вообще вся жизнь, казалось, давила на человека, как тягостный страшный кошмар, ибо учи не учи уроки, результат все равно был один… Иногда жизнь казалась ему местом заключения, где люди отбывали срок наказания за преступления, совершенные еще до их рождения. Вот почему он всегда чувствовал, что совесть у него нечиста.

Прочитав, что онанизм ведет — такие представления господствовали в то время — к полному физическому и духовному разрушению, мальчик испытывал неописуемый страх.

Однажды ночью он проснулся. Старшие братья еще не спали и говорили о той самой теме. Он спрятал голову под одеяло, зажал пальцами уши, однако слышал все. Братья рассказывали о каких-то пансионатах в Париже, где мальчиков привязывают веревками к кровати, но эти меры не помогают. Йогана подмывало вскочить и во всем признаться, моля о помощи. Но он боялся услышать подтверждение собственного смертного приговора и смолчал. Теперь оставалось только молиться не богу, а Иисусу Христу. Страшное слово он видел везде, написанное черными печатными буквами: на стенах домов, на обоях своей комнаты. А в ящике письменного стола, в котором лежала книга, находилась гильотина. Как только брат открывал ящик, Йогана охватывала дрожь, он выбегал из комнаты; часами он простаивал перед зеркалом, изучая себя- ввалились ли уже глаза, выпали ли волосы.

Описания этих страхов часто наводят на мысль о другой стороне личности героя, о стороне параноической; ибо Йоган — Стриндберг придерживается мнения, что преобладание тревожности в психике мальчика являлось следствием неправильного воспитания, жестокости учителей, злобы окружающих людей.

Он подтверждает это мнение иллюстрированием жестокостей, которым сам подвергался, однако примерно тому же подвергались и другие дети, в том числе его собственные братья, но подобного следа в их душе это не оставило. Следует полагать, что предпосылки страхов были заложены в данной личности.

Черты застревающей личности, чувствительность к обидам, болезненное самолюбие характерны для Йогана:

Если при плаванья никто за ним не наблюдал, он с большой опаской входил в воду. Но стоило кому-нибудь быть поблизости, как он взбирался на крышу купальни и сломя голову прыгал оттуда в озеро. Он, конечно, знал свои вечные опасения и пробовал таким путем их затушевать.

Таким образом раздутое самолюбие помогало мальчику преодолевать страх. Далее читаем:

Однажды проветривали церковь. Дети вбежали туда и стали шалить; они полезли «штурмовать» алтарь. Однако Иоган, подстрекаемый товарищами на «большие дела», пошел дальше: он взошел на церковную кафедру и начал читать проповеди и цитировать библию.

Чувствительность к обидам и унижениям выливалась иногда в бунтарское поведение в школе:

Протест Йогана против учения в школе становился все сильнее. Дома он читал всевозможные книги, но уроков совсем не делал. Постепенно возрастало и его упрямство: бывало учитель вызывает его отвечать, а он упорно молчит, точно не знает урока, хотя и был подготовлен.

Примерно IB это же время Йоган восстает против отца:

Его отношение к отцу становится все холоднее. Теперь он ищет, в чем проявляется угнетение сыновей отцом, и постоянно пытается устраивать «мятеж», несмотря на свою слабость.

Он восстает и против семейных традиций:

Все уходят в церковь, но Иоган остается дома. Еще до возвращения отца он объявляет пришедшим уже домой братьям и теткам, что никто не смеет насиловать чью бы то ни было совесть, вот почему он не пойдет больше в церковь!

Школьные замашки Йогана позже повторяются в университете, где он также все время плывет против течения. Например, экзамены он сдает на свой манер, вопреки принятым здесь правилам:

В мае должен был состояться экзамен по эстетике. Вопреки правилам, Иоган отослал курсовое сочинение почтой в Упсалу, прося в письме назначить ему срок устного экзамена. Подобно этому он ведет себя и на другом экзамене, заявляя, что это вопрос принципа и чести.

В его протесте против окружающих проявляется, наряду с болезненной обидчивостью, также и другая черта параноической личности — больное самолюбие, раздутое чувство собственного достоинства. Когда он жалуется братьям, что его умышленно обвинили в бедности, желая унизить, те отвечают: «А ты не будь таким высокомерным…».

Йоган где только можно восставал против высших классов, ибо при виде дворян он чувствовал, как «в нем закипает кровь раба», однако в то же время он постоянно, даже когда был еще совсем ребенком, заигрывал с людьми, стоящими выше его по положению:

Был ли он высокомерен? Видимо, да. Правда, в школе он старался вступить в дружбу с учениками аристократического происхождения, но ему было приятнее смотреть на них, чем на детей из мещанского сословия; первые импонировали его эстетическому чувству тонкими чертами лица и брильянтовыми булавками.

Позднее Йоган никак не мог разобраться в том, бороться ли ему против представителей дворянства или, наоборот, сделать все возможное, чтобы попасть в их среду. Во всяком случае он испытывал большое удовлетворение, когда кто-нибудь из представителей знати искал его общества. В целом честолюбивые мысли Йогана меньше останавливают внимание автора, чем его болезненная чувствительность, да это и понятно: жил он в весьма стесненных условиях, поэтому поводов протестовать у Йогана было куда больше, чем поводов к заносчивости.

Описанные две стороны личности Йогана, противоречие между его страхом перед окружающими и склонностью к агрессивному отношению к ним, и являются основой постоянных колебаний Йогана между двумя крайностями. Вероятно, то же может быть отнесено и к самому Стриндбергу, который в зрелом возрасте страдал бредом преследования. Постоянно мы находим в его произведениях тревожно-боязливых и в то же время застревающих персонажей, хотя, быть может, и не так ярко обрисованных. В романе «Красная комната» Фальк почти фанатически борется за справедливость и против угнетения бедняков, однако в решающий момент он всегда боязливо отступает.

Оглавление