Глава V. Проблема типов в поэзии. Прометей и Эпиметей Карла Шпиттелера

1. Предварительные замечания о типизировании Шпиттелера

     Если  бы  наряду  с  упреками, которые  навлекают на  поэта  чрезмерныесложности  аффективной  жизни, не привлекала бы  к себе внимания и  проблематипов, то это было бы почти доказательством того,  что  такой проблемы вовсене существует. Однако мы уже видели, как страстно в Шиллере отзывался на этупроблему  и поэт, и мыслитель. В  настоящей  главе  мы займемся  поэтическимпроизведением, построенным почти исключительно на  проблеме  типов. Я имею ввиду Прометея и Эпиметея Карла Шпиттелера, произведение, вышедшее в свет в1881 году.     Я   совсем  не  хочу   объявлять  с  самого   начала,  будто  Прометей,обдумывающий заранее,  является интровертом, а Эпиметей, действующий и потомобдумывающий, - экстравертом. Конфликт этих двух образов представляет собою,прежде всего, борьбу между интровертным и экстравертным способами развития водном и  том же индивиде; но поэтическое произведение воплощает эти два путив двух самостоятельных фигурах и их типических судьбах.     Не  подлежит   сомнению,  что   Прометей  являет   черты,  свойственныеинтровертному характеру. Он представляет собой образ интровертного человека,верного своему внутреннему миру, своей душе. Он метко выражает свою сущностьследующими  словами,  возражая ангелу /43-  S.9/: Не мне, однако,  надлежитсудить об облике моей души;  смотри, она есть госпожа моя, она - мой бог и врадости, и  в горе; и  чем бы ни был я - я всем ей обязан дару. И вот хочу ямою славу с  ней  делить, а если  нужно, то  я согласен  и  совсем  лишитьсяславы.     Тем  самым Прометей беззаветно предается  своей душе, то есть  функции,творящей   отношение  к  внутреннему   миру.  Вот  почему  душа  его   имееттаинственный   метафизический   характер   именно  благодаря   отношению   кбессознательному. Прометей  придает  ей  абсолютное  значение как  госпоже иводительнице, подчиняясь ей  так  же безусловно,  как  Эпиметей отдает  себямиру.  Он  приносит свое  индивидуальное  эго  в жертву  душе,  отношению  кбессознательному,  тому материнскому лону, в  котором таятся вечные образы исимволы;  через  это  он  лишается  самости,  ибо теряет  то, что составляетпротивовес личности  (persona) /44- T.XVI; 19- персона/, то есть отношениек внешнему  объекту. Всецело предавшись своей душе, Прометей  становится вневсякой связи с окружающим его миром и тем утрачивает необходимую корректуру,идущую  от внешней  реальности.  Однако  такая  утрата  плохо согласуется  ссущностью  этого   мира.  Поэтому  Прометею   является  ангел,  -  очевидно,представитель    мировой    власти,   или,   в   психологических   терминах,проецированный   образ   тенденции,   направленной   на   приспособление   кдействительности. Согласно этому, ангел  говорит Прометею: Так и  случится,если ты не будешь  в силах освободиться от нечестивости твоей души: утратишьты великую  награду за  много  лет  и  счастье  сердца  твоего  и все  плодымногообразия духа твоего - и дальше: В день славы будешь ты отвержен из-затвоей  души,  не  признающей Бога, не уважающей закона, - для ее гордыни нетничего святого, ни на небе, ни на земле.     Так  как Прометей односторонне стоит на стороне души,  то все тенденцииприспособления  к  внешнему   миру  подпадают  вытеснению  и  повергаются  вбессознательное. Поэтому когда эти тенденции воспринимаются, то они являютсякак бы не принадлежащими к собственной личности, а потому проецированными. Внекотором  противоречии  с   этим  оказывается  то,  что  и   душа  являетсяпроецированной, хотя Прометей и встал на ее сторону, и, так сказать, всецеловоспринял ее в сознание. Ввиду  того  что душа, как и  личность (Persona),есть  функция  отношения,  она  состоит  как  бы  из двух  частей  -  одной,принадлежащей к  индивиду, и другой, причастной объекту отношения, в  данномслучае бессознательному. Правда, - за исключением, конечно, последовательнойфилософии Гартмана, - люди в общем склонны  признавать, что бессознательномусвойственно  лишь относительное  существование  психологического  фактора. Ивот,  по   теоретико-познавательным  основаниям,   мы  совершенно  не  можемвысказать   что-нибудь   достоверное   об    объективной   реальности   тогопсихологического  комплекса   явлений,  который   мы   обозначаем   терминомбессознательного,  точно  так  же  как  мы  не можем  установить  что-нибудьдостоверное  о   сущности  реальных  вещей,  лежащих  по  ту  сторону  нашихпсихологических способностей. Однако на  основании опыта я  должен отметить,что содержания бессознательного  своей настойчивостью  и упорством притязаютпо   отношению   к    действительности   нашего   сознания   на   такую   жедействительность, как и реальные вещи внешнего мира, хотя уму, направленномупреимущественно    на   внешнее,    такое   притязание    покажется   весьманесостоятельным. Не следует забывать, что всегда было очень много людей, длякоторых  содержания бессознательного были  более действительными,  чем  вещивнешнего  мира. История человеческого духа  свидетельствует в  пользу  обеихдействительностей. В самом  деле, более  глубокое исследование  человеческойпсихики  сразу  обнаруживает, что в  общем обе  стороны влияют одинаково  надеятельность  нашего  сознания,   так  что  психологически   мы,   по  чистоэмпирическим основаниям,  имеем право  считать  содержания  бессознательногостоль же действительными, как и вещи внешнего мира, хотя обе  эти реальностии  противоречат  друг  другу  и,  по  своему  существу,  кажутся  совершенноразличными.  Но ставить одну реальность выше другой было  бы с нашей стороныничем  не оправданной нескромностью. Теософия и спиритуализм являются  стольже  насильственными  преувеличениями,   как   и  материализм.  Конечно,  намприходится довольствоваться сферой наших психологических способностей.     Благодаря своеобразной  действительности бессознательных содержаний  мыможем считать их объектами  с  тем же  основанием, с каким  мы  принимаем заобъекты  вещи  внешнего мира. И вот, подобно  тому  как личность (Persona) вкачестве  отношения всегда обусловлена  также  и  внешним объектом  и потомунастолько же держится внешним объектом,  насколько  и субъектом,  -  подобноэтому и  душа в качестве отношения к внутреннему объекту имеет во внутреннемобъекте своего представителя и потому  всегда оказывается в известном смыслееще и отличною от субъекта, вследствие чего и может восприниматься как нечтоотличное  от  него.  Вот  почему  душа  представляется  Прометею  как  нечтосовершенно  отличное от его  индивидуального эго.  Даже тогда, когда человеквсецело отдает себя внешнему миру, этот мир все-таки еще  является объектом,отличным от  него; подобно этому и бессознательный мир выступает в  качествеобъекта, отличного от субъекта, даже и тогда, когда человек всецело отдаетсяему. Подобно тому  как  бессознательный мир мифологических образов косвенно,через переживания,  вызываемые  внешней вещью,  говорит  тому,  кто  всецелоотдается внешнему миру, так и реальный внешний мир и его требования косвенноговорят  тому, кто всецело  отдался душе: ибо никому не  дано  избежать этихдвух  действительностей.  Если  кто-нибудь  всецело  уходит  вовне,  то  емуприходится изживать свой миф; если же он уходит вовнутрь,  то ему приходитсяпревращать в сновидение  свою  внешнюю, так называемую  реальную жизнь. Так,душа говорит  Прометею:  Я -  преступления бог,  тебя  ведущий стороною, понепроложенным тропам. Но  ты не слушал, и теперь с тобою свершилось по словумоему: и вот,  они украли у тебя и славу имени,  и счастье твоей жизни,  - ивсе ради меня. /43- S. 24/     Прометей  отклоняет царство, которое предлагает ему  ангел, то  есть онотвергает приспособление к данности, потому что за  это требуют  его душу. Вто время как Субъект, именно Прометей,  имеет  вполне человеческую  природу,душа его совершенно другого свойства. Она - демонична, потому что сквозь неепросвечивает  внутренний  объект,  с  которым  она,  в  качестве  отношения,связана,    а    именно    сверхличное,    коллективное     бессознательное.Бессознательное, как  историческая  подпочва  психики,  содержит  в  себе  вконцентрированной    форме    весь    последовательный    ряд    отпечатков,обусловливавший   с  неизмеримо   давних   времен   современную  психическуюструктуру. Эти  отпечатки суть не что иное, как следы функций, показывающие,каким образом  психика  человека  чаще всего и интенсивнее  всего  в среднемфункционировала. Эти отпечатки  функций представляются в виде мифологическихмотивов и  образов,  которые встречаются  у  всех  народов, являясь  отчаститождественными,  отчасти очень похожими друг  на друга; их  можно проследитьбез  труда и  в  бессознательных материалах современного  человека.  Поэтомупонятно, что среди бессознательных  содержаний  встречаются  ярко выраженныеживотные черты или  элементы  наряду с такими возвышенными образами, которыеиздревле сопровождали человека на его  жизненном пути. Мы имеем дело с целыммиром    образов,    беспредельность   которого   нисколько   не    уступаетбеспредельности мира реальных вещей.  Подобно тому  как  человеку, которыйвсецело отдается  внешнему  миру, мир этот  идет  навстречу  в образе самогоблизкого, любимого существа, на котором он и испытает двусмысленность мира исвоего собственного существа, - если уж судьба его в том, чтобы предаться доконца личностному  объекту; подобно этому, перед другим человеком  возникаетдемоническое   олицетворение  бессознательного,   воплощающее  в  себе   всюсовокупность, всю крайнюю противоположность  и двусмысленность мира образов.Это определение явления, выходящее из рамок нормальной средней меры; поэтомунормальная  середина и не  знает  этих  ужасных  загадок.  Они  для  нее  несуществуют.     Лишь  немногие  достигают  того  предела  мира,   где  начинается   егозеркальное  отображение. Для  того, кто стоит всегда в середине,  душа имеетчеловеческий,  а  не  сомнительный,  демонический характер;  и ближние такженикогда не казались ему загадочными. Только совершенная  самоотдача тому илидругому началу придает им эту двусмысленность. Интуиция  Шпиттелера постиглатот  душевный  образ,  который у более  простодушной  натуры  стал бы  развесновидением.     Так, на с. 25  мы  читаем: Пока он так метался в  неистовстве и рвениисвоем,  вкруг  уст и по лицу ее вдруг зазмеились  чудно тени, и беспрестаннотрепетали  веки и бились  вверх и вниз, в то  время как за мягкими пушистымиресницами  как  будто  что-то  стерегло,  грозило,  кралось,  подобное огню,коварно и таинственно ползущему по дому, или подобно тигру, что извивается вкустах  и  светится  сквозь темную  листву  своим  желто-пятнистым,  пестрымтелом.     Итак, избранный Прометеем путь жизни есть, несомненно, интровертирующийпуть.  Он  жертвует  настоящим  и  своим отношением к  нему  для того, чтобытворить  далекое  будущее предвосхищающею  мыслью.  У  Эпиметея дело обстоитсовершенно иначе: он понимает, что стремление его направлено к внешнему мируи к тому, что связано с этим  миром.  Поэтому он  говорит ангелу: Отныне жемое желание направлено  на истину; и вот, смотри, душа моя находится в твоихруках, и если угодно тебе, то дай мне совесть, которая могла бы научить менявесьма  высшим качествам и  праведности духа.  Эпиметей  не  может  устоятьпротив искушения  - осуществить  свое  собственное назначение и  подчинитьсябездушной точке зрения. Это присоединение его к миру  немедленно несет емувознаграждение: Случилось так, что, вот, Эпиметей, поднявшись, ощутил,  какрост его стал выше и крепче дух его, все существо его объединилось и чувствавсе  его  здоровы  стали в спокойствии могучем  и  отрадном.  Он возвращалсябодрыми  шагами по долине, прямым путем, как  тот, кому  никто не страшен, соткрытым взором, как человек, одушевленный мыслью о собственном богатстве.     Он, как говорит  Прометей, продал  за высшие  качества  свою свободнуюдушу.  Он  утратил свою душу  (в пользу  своего брата).  Он пошел  за своейэкстраверсией, а  так  как  она ориентируется по  внешнему  объекту,  то  онрастворился в  желаниях и чаяниях мира, сначала наружно,  к величайшей своейпользе. Он стал экстравертным, после того как долгие годы, по примеру брата,прожил  в  одиночестве,  как  экстраверт,  искажавший  себя   в   подражанииинтроверту.   Такая  непроизвольная   симуляция   в  характере   (Paulhan,simulation dans le caractere) встречается нередко. Поэтому превращение егов настоящего экстраверта является  шагом вперед по направлению к  истине изаслуживает выпавшей на его долю награды.     В то  время, как тираническая  требовательность  души  мешает  Прометеювступить в какое бы то ни было отношение к внешнему объекту и ему приходитсяв  служении своей душе приносить самые суровые жертвы, -  Эпиметей  получаетдейственную  для  начала   защиту  против   грозящей  экстраверту  опасностисовершенно потерять себя перед властью внешнего объекта. Это защита являетсяв лице совести, опирающейся на традиционные правильные понятия, то есть нату, унаследованную нами, сокровищницу житейской мудрости, которой не следуетпренебрегать  и которой общественное  мнение пользуется так  же,  как  судьяуложением  о наказаниях.  Тем самым Эпиметею дано ограничение, мешающее  емуотдаваться объекту в той мере, в какой Прометей отдается своей душе. Ему этозапрещает совесть, занимающая в нем место души. Вследствие того что Прометейотвращается от мира людей и от их кодифицированной  совести, он попадает подгосподство своей жестокой владычицы - души и под ее кажущийся произвол, а засвое пренебрежение к миру он платит беспредельным страданием.     Однако  мудрое ограничение безукоризненной совестью настолько помрачаетзрение  Эпиметея,  что  он  принужден  слепо  изживать  свой  миф постояннымчувством правильного поступания, - потому  что он всегда остается в согласиисо всеобщим  ожиданием и  всегда  имеет успех, потому что исполняет  желаниявсех.  Именно таким  люди  хотят  видеть  царя,  и  таким  его  осуществляетЭпиметей,   вплоть  до   бесславного  конца,   все  время  сопровождаемый  иподдерживаемый   всеобщим   одобрением.    Его   уверенность   в    себе   исамоудовлетворенность,  его  непоколебимая  вера  во  всеобщее значение  еголичности,  его  несомненно  правильное  поступание  и  его  чистая   совестьпозволяют нам  без  труда узнать  тот характер, который  описывает  Джордан.Сравним с  этим  описанное на  с. 102  и  сл.  посещение Эпиметеем  больногоПрометея, когда  король  Эпиметей желает  исцелить страдающего брата: Когдаони все это совершили, царь выступил вперед и, опираясь левой и правой рукойна друга, он начал говорить, сказал  приветствие и  вымолвил благонамеренноеслово: Глубоко  сокрушаешь ты меня, о  Прометей, возлюбленный  мой брат! Новсе же ты не  падай духом; смотри, вот мазь, испытанное средство против всехнедугов: она чудесно  исцеляет как  жар, так и озноб; воспользуйся  же ею  ипусть она послужит тебе и  в утешение и в  мзду. Сказавши так, он взял свойпосох, и, привязав  к  нему лекарства,  он осторожно  брату протянул  его  сторжественной  миной.  Но  Прометей,  едва  почуяв мази аромат  и увидав  еенаружный  вид,  тотчас же с отвращением  отвернулся. Тогда король  возвысил,изменив, свой  голос, пророчески заговорил и  закричал в горячем рвении: Поистине скажу, нуждаешься ты явно в большем наказании, и недостаточно проученты своей судьбой. Сказавши так,  он  вынул зеркало  из-под  плаща  и  началобъяснять  ему  все  с  самого начала,  красноречиво  излагая все  проступкибрата.     Эта  сцена  является  меткой  иллюстрацией  к  словам  Джордана:  Есливозможно, он должен понравиться обществу; если нельзя понравиться, он долженудивить  его;  если же  нельзя ни  понравиться,  ни  удивить,  он должен, покрайней мере, напугать и потрясти его. [Jordan: Society  must  be pleased,if possible; if it will not  be  pleased, it must be astonished, if  it willneither be  pleased, nor  astonished, it  must be  pestered and shocked.] Ввышеописанной  сцене мы  видим  почти то же движение по восходящей линии. НаВостоке богатый человек обнаруживает свое достоинство тем,  что показываетсяв  обществе не  иначе, как  опираясь на двух рабов. Эпиметей пользуется этойпозой  для  того, чтобы произвести впечатление.  С  благодеянием должно бытьтесно связано увещание и  моральное назидание.  А если это не действует,  тонужно,  по  крайней   мере,  чтобы  слушатель  был  испуган   образом  своейсобственной низости.  Потому  что  все  сводится  к  тому, чтобы  произвестивпечатление. Американская поговорка гласит: В Америке имеют успех два сорталюдей:  тот,  который действительно способен на  что-нибудь,  и тот, которыйловко симулирует  свои  способности. Иными словами: видимость иногда  имееттакой  же  успех, как  и  действительное  достижение. Экстравертный  человектакого рода прекрасно пользуется видимостью. Интроверт стремится  достигнутьтого же насильственно и злоупотребляет для этого своими силами.     Если мы соединим  Прометея и  Эпиметея  в одной личности, то  получитсячеловек, наружно  представляющий  собою  Эпиметея,  а внутренне -  Прометея;причем  обе  тенденции непрерывно раздражают  друг  друга  и  каждая из  нихстарается окончательно склонить эго на свою сторону.Оглавление