Заключение
В наше время, когда из завоеваний Французской революции - Свободы,Равенства, Братства - развилось и широко разлилось социальное течение духа,стремящееся не только низвести или поднять до единого общего уровняполитические права, но полагающее также, что с помощью внешнегорегулирования и уравнения можно даже уничтожить человеческое несчастье, - втакое время является поистине неблагодарной задачей говорить о полнойразнородности элементов, составляющих нацию. Хотя, конечно, это было быпрекрасно, если бы все люди были равны перед законом, если бы каждый человекимел свой голос в политике и если бы никто не возвышался несправедливо надсвоим ближним в силу унаследованных сословных привилегий, однако все этостановится менее прекрасно, когда эту идею равенства распространяют и надругие сферы жизни. Надо иметь уже очень омраченный взор или рассматриватьчеловеческое общество из очень туманной дали, чтобы полагать, будторавномерного распределения счастья можно достигнуть при помощи равномерногорегулирования жизни. Такой человек должен был бы, в частности, отстаивать тухимеру, будто, например, одинаковый по размеру доход и, следовательно,одинаковая возможность внешнего устроения жизни должны иметь одинаковоезначение для всех. Но как же поступит такой законодатель со всеми теми, укоторых повышенная жизнеспособность имеет внутреннюю природу, а не внешнюю? Чтобы быть справедливым, он должен был бы дать одному приблизительновдвое больше, чем другому, потому что для одного это имеет большое значение,а для другого - небольшое. Ни одно социальное законодательство не сможетпройти мимо психологического разнообразия людей, этого необходимейшегофактора жизненной энергии в человеческом обществе. Поэтому очень полезноговорить о разнородности людей. Эти различия до такой степени обусловливаютразличные притязания на счастье, что никакое, даже самое совершенноезаконодательство никогда не смогло бы хотя бы приблизительно удовлетворитьих. И невозможно изобрести такую общую внешнюю форму жизни, как бы никазалась она справедливой и верной, которая не явилась бы несправедливостьюдля того или другого типа людей. И то обстоятельство, что, несмотря на это,разные мечтатели политического, социального, философского и религиозногонаправления изощряются в отыскивании таких всеобщих и однородных внешнихусловий, которые должны дать людям наибольшую возможность всеобщего счастья,объясняется, как мне кажется, тем, что общая установка слишком направлена навнешнее. Этих, далеко уводящих вопросов мы можем здесь лишь коснуться, потомучто мы и не задавались целью исследовать их. Мы должны заниматься здесьисключительно психологической проблемой. И факт различных типическихустановок является перворазрядной проблемой не только для психологии, но идля всех тех областей науки и жизни, в которых психология играет решающуюроль. Так, например, тот факт, что всякая философия, если она не толькоистория философии, покоится на личном психологическом первоусловии, понятенбез дальнейших пояснений обычному человеческому рассудку. Это первоусловиеможет иметь чисто индивидуальный характер, и обыкновенно его так ивоспринимали, если психологическая критика вообще имела место. Этим вопрос исчитался исчерпанным. Но при этом упускали из виду, что то, что считалось заpraejudicium (лат. - заранее принятым решением) данной индивидуальности,было таковым вовсе не при всех обстоятельствах, потому что точка зренияданного философа часто имела множество последователей. Эта точка зрения былаим по душе, и притом не только потому, что они без всяких размышленийпреклонялись перед ней, а потому, что они были способны вполне понять ипризнать ее. Такое понимание было бы невозможно, если бы точка зренияфилософа была лишь индивидуально обусловленной, ибо в таком случае нельзябыло бы ни вполне понять ее, ни одобрить. Это означает, что своеобразиеточки зрения, понятой и признанной ее последователями, должно, напротив,соответствовать некоторой типической личной установке, имеющей в обществееще нескольких одинаковых или сходных представителей. Обычно борьба междупартиями бывает чисто внешней, в том смысле, что каждая указывает напроблемы в индивидуальном вооружении противника. Такая борьба бываетобыкновенно мало плодотворна. Гораздо ценнее было бы, если быпротивоположность воззрения была передвинута в психологическую сферу, гдеона первоначально и возникает. Такое передвижение очень скоро показало бынам, что есть различные психологические установки, из которых каждая имеетправо на существование, хотя их совместное существование и ведет кустановлению непримиримых теорий. Пока делаются попытки уладить спорпосредством внешних компромиссов, до тех пор удовлетворение могут получитьтолько плоские умы с их скудными требованиями, умы, не способныевоодушевляться никакими принципами. Настоящего же соглашения можнодостигнуть, по моему мнению, только тогда, когда будет признано различиепсихологических первоусловий. В моей практике я постоянно встречаюсь с разительным фактом, чточеловек почти не способен понять какую-нибудь иную точку зрения, кроме своейсобственной, и признать за ней право на существование. Мостом, ведущим черезпропасть взаимного непонимания, является в мелочах общая поверхностность, неслишком часто встречающаяся снисходительность и терпимость и, наконец, редкообнаруживающееся благоволение. Но в более важных вопросах и в особенноститам, где речь идет об идеалах типа, взаимное понимание бывает, по-видимому,невозможным. Конечно, споры и раздоры всегда будут необходимымипринадлежностями человеческой трагикомедии, однако все же нельзя отрицать,что нравственный прогресс уже привел нас от кулачного права к созданиюзаконов и, следовательно, к образованию инстанции и мерила, стоящих надспорящими партиями. Я убежден, что основой для улаживания спора междуразличными пониманиями может послужить признание различных типов установки,однако признание не только их наличности, но и того факта, что каждыйчеловек до такой степени находится в плену у своего типа, что оказываетсянеспособным к полному пониманию другой точки зрения. Вне признания этогоширокого требования насилие над другой точкой зрения может считатьсянеизбежным. Подобно тому как спорящие стороны, представшие перед судом,отказываются от прямого насилия друг над другом и отдают свои притязания насправедливое решение закона и судьи, так и тип, в сознании своегособственного пленения, должен воздерживаться от оскорбления,подозрительности и унижения противника. Исследуя проблему типических установок и изображая их в общих чертах, яхотел бы направить взор моих читателей на эту картину, рисующую множестворазличных возможностей понимания, причем я надеюсь этим внести хотя бынебольшой вклад в познание почти бесконечных вариаций и оттенковиндивидуальной психологии. Надеюсь, что из данного мной описания типов никтоне сделает того вывода, будто я считаю, что описываемыми мной четырьмя иливосьмью типами исчерпываются все встречающиеся типы. Это было бынедоразумением. Потому что я вовсе не сомневаюсь в возможности рассматриватьи классифицировать встречающиеся установки и с других точек зрения. В этоммоем исследовании имеются некоторые намеки на другие возможности, напримерна деление с точки зрения активности. Но что бы ни послужило критерием приустановлении типов, сравнение различных форм привычных установок все-такидолжно повести к установлению такого же числа психологических типов. Но насколько легко будет рассматривать встречающиеся установки подиными углами зрения, помимо принятого мной, настолько трудно было быпривести доказательства против существования психологических типов вообще.Правда, я не сомневаюсь в том, что мои противники попытаются изъять изсписка подлежащих научному обсуждению вопросов саму проблему типов, потомучто она должна показаться, по меньшей мере, очень нежелательной помехой длявсякой теории сложных психических процессов, притязающей на общезначимость.Всякая теория сложных психических процессов исходит из предположенияоднородной человеческой психологии, по аналогии со всемиестественно-научными теориями, также основывающимися на предположении единойприроды. Но с психологией дело обстоит особым образом, а именно: приобразовании ее понятий психический процесс является не только объектом, но вто же время и субъектом. И если признается, что субъект во всехиндивидуальных случаях один и тот же, то можно допустить и то, что исубъективный процесс образования понятий всюду один и тот же. Но что делообстоит иначе, это явственнее всего доказывается существованиемразнороднейших пониманий сущности сложных психических процессов.Естественно, что новая теория обычно считает все другие, прежние воззренияневерными, притом в большинстве случаев только на том основании, что авторее субъективно видит иначе, чем его предшественники. Автор не принимает вовнимание, что психология, которую он видит, есть его собственнаяпсихология и разве только еще психология его типа. Поэтому он ожидает, чтодля того психического процесса, который служит ему объектом познавания иобъяснения, может быть только одно истинное объяснение, а именно то, котороеподходит к его типу. Все остальные понимания - мне хотелось бы сказать: всеостальные семь пониманий, каждое в своем роде столь же истинное, как и егособственное, - он считает заблуждением. Вследствие этого, заинтересованный вверности своей собственной теории, он будет питать живое и с человеческойточки зрения вполне понятное отвращение к установлению типов человеческойпсихологии, ибо от этого его собственное понимание утратило бы примерно семьвосьмых своей ценности и истинности; разве только если бы он оказался всостоянии допустить наряду со своей собственной теорией еще семь другихтеорий того же самого процесса, в качестве одинаково истинных, или, скажемтак: по крайней мере еще хоть одну теорию, как полноценную, наряду со своей. Я вполне убежден в том, что естественный процесс, в высокой степенинезависимый от психологии человека, может иметь только одно-единственноеистинное объяснение. Я убежден точно так же и в том, что сложный психическийпроцесс, который нельзя замкнуть ни в какие объективно-регистрирующиеприборы, по необходимости может получить только то объяснение, которое он жесам создаст в качестве субъекта, то есть строящий данное понятие только испособен создать понятие, подходящее к тому психическому процессу, которыйон стремится объяснить. Но понятие только тогда будет подходящим, если оносогласуется и с подлежащим объяснению процессом в самом мыслящем субъекте.Если бы подлежащий объяснению процесс или хотя бы подобие его совсем невстречались у самого автора, то автор стоял бы перед полнейшей загадкой,объяснение которой он должен был бы предоставить тому, кто сам переживаетэтот процесс. Как возникает видение, этого я никогда не смогу испытать припомощи объективных приборов; следовательно, объяснить возникновение его ямогу только так, как я это сам себе представляю. Однако в словах как я самсебе представляю уже выговорена моя скованность, ибо в лучшем случае моеобъяснение вытекает из того, как процесс видения представляется во мнесамом. Но кто же даст мне право предполагать, что у всякого другого человекапроцесс видения слагается так же, как и во мне или хотя бы сходно с моим? В качестве аргумента в пользу такого обобщения субъективнообусловленных суждений можно было бы, пожалуй, - и как будто даже снекоторым правом - сослаться на универсальную однородность человеческойпсихологии во все времена и повсюду. В этой однородности человеческойпсихики я так глубоко убежден, что облек ее даже в понятие коллективногобессознательного как универсального и однородного субстрата, однородностькоторого заходит так далеко, что мы встречаем одни и те же мифические исказочные мотивы во всех углах земного простора, так что негрюжноамериканских штатов воспроизводит в своих сновидениях мотивы греческоймифологии, а торговый ученик из швейцарцев повторяет в своем психозе видениеегипетского гностика. Однако от этой основной однородности ярко отличаетсястоль же великое разнообразие в сфере сознательной психики. Какиенеизмеримые расстояния лежат между сознанием первобытного человека,сознанием афинянина времен Фемистокла и сознанием современного европейца!Какое различие между сознанием профессора и сознанием его супруги! И вообще,каков был бы облик нашего современного мира, если бы сознания людей былиоднородны? Нет, мысль об однородности сознательных психик есть академическаяхимера, упрощающая задачу доцента перед его учениками, но разлетающаяся какдым перед лицом действительности. Совсем отвлекаясь от различия индивидов, укоторых внутренняя сущность одного столь же далека от сущности соседа, какодна звезда от другой, - но и типы, как классы индивидов, в высшей степениотличны друг от друга, а ведь их существованием и обусловлены различия общихпониманий. Чтобы уловить однородность человеческих психик, мне приходитсяопуститься до фундаментов сознания. Там я нахожу то, в чем все друг на другапохожи. Основывая теорию на том, что всех соединяет, я объясняю психику изтого, что составляет в ней фундамент и первоначало. Но этим я ничего необъясняю из того, что является в ней исторически или индивидуальнодифференцированным. Выдвигая такую теорию, я оставляю в стороне психологиюсознательной психики. Собственно говоря, я тем самым отрицаю всю вторуюсторону психики, а именно ее дифференцированность, отличающую ее от зернапервоначально данных способностей. Я, до известной степени, свожу человека кего филогенетической первооснове, или же я разлагаю его на его элементарныепроцессы; и если бы я захотел реконструировать его из этой редукции, то впервом случае получилась бы обезьяна, а во втором - скопление элементарныхпроцессов, совместная игра которых явилась бы бессмысленным и бесцельнымвзаимодействием. Нет сомнения, что объяснение психического на основе однородности нетолько возможно, но и вполне правомерно. Однако если я захочу восполнитьобраз психики до его полноты, то я должен поставить перед собою фактразнородности психик, ибо сознательная индивидуальная психика входит так жев общую психологическую картину, как и ее бессознательные основы. Поэтомупри образовании понятий я могу с тем же правом исходить и из фактадифференцированности психик и рассматривать с точки зрения дифференциациитот же самый процесс, который я ранее рассматривал с точки зрения егооднородности. Это, естественно, ведет меня к такому пониманию, котороеоказывается диаметрально противоположным прежнему. Все, что в первомпонимании отпадало как индивидуальный вариант, становится при второмпонимании значительным в качестве задатка для дальнейшей дифференциации, ивсе, что в первом случае получало, в качестве однородного, особеннуюценность, теперь представляется мне лишенным цены, ибо не более чемколлективным. При таком подходе я всегда буду смотреть на то, к какой целивосходит данное явление, и никогда не буду смотреть на то, откуда онопроисходит, тогда как при прежнем подходе я никогда не обращал внимания нацель, а только на происхождение. Поэтому я могу объяснять один и тот жепсихический процесс при помощи двух противоположных и друг друга исключающихтеорий, причем ни об одной из этих теорий я не могу утверждать, что онаневерна, потому что верность первой теории доказывается однородностью, аверность второй - разнородностью психик. Но тут обнаруживается большое затруднение, настолько затруднившее какпрофана, так и научно-образованную публику в чтении моей прежней книгиЛибидо: его метаморфозы и символы, что многие, обычно разбирающиеся умы,пережили здесь некоторое замешательство (как это явствует из ихнеубедительной критики). Дело в том, что там я попытался изобразить наконкретном материале как то, так и другое воззрение. Но так какдействительность, как известно, не состоит из теорий и не следует им, то обестороны, которые мы вынуждены мыслить в отрыве одна от другой, оказываются вдействительности соединенными воедино, так что каждое живое явление душиотливает различными красками. Каждое из них есть нечто возникшее и таит всебе некоторое будущее, и ни об одном из них нельзя с уверенностью сказать,является ли оно лишь концом или же вместе с тем и началом. Каждого, ктосчитает, что для психического процесса может быть только одно истинноеобъяснение, такая жизненность психического содержания, принуждающая нас кпризнанию двух противоположных теорий, может довести до отчаяния, вособенности же если он оказывается любителем простых, несложных истин и неспособен мыслить их одновременно. Я опять-таки не убежден, что этими двумя способами рассмотрения -редуцирующим и конструктивным, как я однажды их назвал /46/, - исчерпываютсявсе возможные способы рассмотрения. Напротив, я думаю, что к психическомупроцессу можно приложить еще несколько других, столь же истинныхобъяснений, притом именно столько, сколько существует типов. И этиобъяснения будут уживаться друг с другом так же хорошо или так же плохо, каки самые типы в их личных взаимоотношениях. Итак, если допуститьсуществование типических различий в человеческих психиках - признаюсь, что яне вижу оснований, почему это было бы невозможно, - то научный теоретикувидит себя поставленным перед неприятной дилеммой: или допустить несколькопараллельно существующих и друг другу противоречащих теорий для объясненияодного и того же процесса, или же сделать с самого начала безнадежнуюпопытку основания секты, притязающей на обладание единственно верным методоми единственно истинной теорией. Первая возможность не только наталкиваетсяна упомянутую выше чрезвычайную трудность раздвоенной и внутреннепротивоположной умственной операции, но и грешит против одного из первыхосновоположений интеллектуальной морали: principia explicandi non suntmultiplicanda - praeter necessitatem (не следует умножать сущности безнеобходимости). Однако необходимость множества объяснений решительно имеетсяналицо в сфере психологической теории, ибо в отличие от какой-нибудьестественно-научной теории в психологии объект имеет ту же самую природу,как и субъект: один психологический процесс должен объяснять другой. Этоопасное затруднение давно уже заставляло мыслящие умы обращаться кзамечательным уловкам: допускали, например, существование объективногодуха, стоящего по ту сторону психологии и потому способного объективномыслить подвластную ему психику, или же, подобно этому, допускали, чтоинтеллект есть такая способность, которая может поставить себя вне себясамого и все-таки мыслить себя. Такими и подобными уловками пытались создатьвне земли ту архимедову точку опоры, с помощью которой интеллект мог бысдвинуть с места самого себя. Я понимаю потребность в удобстве, глубокозаложенную в человеке, но я не понимаю, почему истина должна склонитьсяперед этой потребностью. Я понимаю также, что эстетически было бы гораздоудовлетворительнее, если бы можно было, минуя парадоксальность взаимнопротиворечащих объяснений, свести психический процесс к какой-нибудь,возможно более простой, инстинктивной основе и успокоиться на этом или жеприписать психическому процессу какую-нибудь метафизическую цель спасения иуспокоиться на этой надежде. Но что бы мы ни стремились исследовать с помощью нашего интеллекта, всеприведет в конце концов к парадоксальности и относительности, если толькоэто исследование будет честным трудом, а не petitio principii (ошибка вдоказательстве), служащая лишь простому удобству. Что интеллектуальноепознание психического процесса неизбежно должно повести к парадоксу иотносительности - это достоверно уже потому, что интеллект есть лишь одна изразличных психических функций, данная от природы человеку для построения егообъектных образов. Пусть никто не делает вид, будто он понимает мир изодного интеллекта: это понимание осуществляется настолько же и при помощичувства. Поэтому суждение интеллекта составляет в лучшем случае лишьполовину истины и должно, если только оно честно, дойти до признания своейнеудовлетворительности . Отрицать существование типов бесполезно ввиду их фактическогосуществования. Поэтому ввиду их существования каждая теория психическихпроцессов должна примириться с тем, чтобы и ее, в свою очередь, считалипсихическим процессом, и притом в качестве выражения одного из существующихи имеющих право на существование типов человеческой психологии. И только врезультате этих типических изображений получаются те материалы,сопоставление которых делает возможным высший синтез.Оглавление
A PHP Error was encountered
Severity: Warning
Message: Trying to access array offset on value of type bool
Filename: type_foreach/info-bottom-page-bookpages.php
Line Number: 38
A PHP Error was encountered
Severity: 8192
Message: preg_replace(): Passing null to parameter #3 ($subject) of type array|string is deprecated
Filename: type_foreach/info-bottom-page-bookpages.php
Line Number: 38
«Лики родительской любви»
Мы все не избежим печального конца